Агафья

Тот медленно повернулся ко мне. Черты лица его были крупны, но ясны, выразительны и мягки, как у женщины. Затем он взглянул своими кроткими, задумчивыми глазами на рощу, на лозняк, медленно вытащил из кармана дудочку, вложил ее в рот и запискал соловьихой. И тотчас же, точно в ответ на его писканье, на противоположном берегу задергал коростель.

– Ишь ты, собака... – пробормотал Савка, поглядев с уважением в сторону кричавшего коростеля.

– Конечно, наш. Тут птица и сама родится, и детей выводит, здесь у нее родина, а туда она летит только затем, чтобы не замерзнуть.

– Ну, вот еще! Не умерла б, коли завтра пришла... Ежели б она села тут да разговоры слушала, а то ведь только слюни распустит. При ней не поговоришь толком.

Савка произнес это своим обычным, бесстрастным, несколько глухим голосом, точно говорил о табаке или каше, я же привскочил от удивления. Стрельчиху Агафью я знал... Это была совсем еще молодая бабенка, лет 19–20, не далее как год тому назад вышедшая замуж за железнодорожного стрелочника, молодого и бравого парня. Жила она на деревне, а муж ходил ночевать к ней с линии каждую ночь.

– Я говорил бабам, не слушаются... Им, дурам, и горя мало!

– Вам, барин, я вижу, скучно. Давайте ужинать.

– Бабы носят... – промычал Савка.

– Кто-то бродом идет... – сказал Савка.

В потемках глухо зазвучали робкие шаги, и из рощи показался силуэт женщины. Я узнал ее, несмотря даже на то, что было темно, – это была Агафья Стрельчиха. Она несмело подошла к нам, остановилась и тяжело перевела дыхание. Запыхалась она не столько от ходьбы, сколько, вероятно, от страха и неприятного чувства, испытываемого всяким при переходе в ночное время через брод. Увидев возле шалаша вместо одного двоих, она слабо вскрикнула и отступила шаг назад.

– Ну, что врать: Яков! – усмехнулся Савка. – Нечего врать, барин знает, зачем ты пришла! Садись, гостьей будешь.

– Выдумал! – проговорила Агафья. – Пьяницу какую нашел...

– Принесла что-то... – продолжал Савка, развязывая узелок и придавая своему голосу снисходительно-шутливый оттенок. – Баба без того не может, чтоб чего не принесть. А, пирог и картошка... Хорошо живут! – вздохнул он, поворачиваясь ко мне лицом. – Во всей деревне только у них еще и осталась с зимы картошка!

И, сорвавшись с места, он бесшумно побежал к роще.

Оставшись со мной, Агафья кашлянула и провела несколько раз по лбу ладонью... От выпитой водки она уж начинала пьянеть.

– Ну, полно, – успокоил я ее. – Какая же ты все-таки бесстрашная, Агаша... А если узнает Яков?

Скоро соловей умолк, но Савка не возвращался. Агафья встала, беспокойно сделала несколько шагов и опять села.

Мне не ответило даже эхо. Агафья беспокойно задвигалась и опять встала.

Агафья остановила долгий взгляд на роще и нетерпеливо зашевелила руками.

– Погожу еще минутку... – вздохнула Агафья, решительно садясь. – Так и быть, погожу!