Живой товар

Грохольский сел рядом на стул и нагнулся к ней. Он весь обратился в зрение.

– Он обидится, раскричится, наделает разных неприятностей... Разве ты не знаешь, какой он? Боже сохрани! Не нужно объясняться! Выдумал еще!

Лиза протянула к Грохольскому руки и повисла на его шее. Послышались всхлипывания.

– Здоровы-с? – чуть слышно прохрипел муж и сел против Грохольского, поправляя у себя сзади воротник...

Она полетела к окну, едва касаясь пола ногами, и ухватилась руками за занавески.

Бугров подошел к жене и потянул из ее рук занавеску.

"Что ему сказать?" – подумал Иван Петрович.

У Бугрова вдруг заколотило сердце... Он обеими руками взялся за оконные занавески.

Грохольский выложил все деньги и засеменил по комнате, отыскивая купленную и проданную Дульцинею.

Ее не так занимали море и ослепительное мерцанье стекол дачи vis-à-vis, как те обозы, которые один за другим тянулись к этой даче.

– Что с тобой? – спросил Грохольский.

Господин в цилиндре отнимал ее у Грохольского, пел, бил Грохольского и ее, сек под окном мальчишку, объяснялся в любви, катал ее на шарабане... О, сны! В одну ночь, с закрытыми глазами и лежа, можно иногда прожить не один десяток счастливых лет... Лиза в эту ночь прожила очень много и очень счастливо, несмотря даже и на побои...

– Но-о-о-о! – крикнул Мишутка.

– Поехал с Мишей рыбу удить... На шарабане. Видел ты вчера лошадей? Это их лошади... Ванины... Ваня на них ездит. Знаешь, что Гриша? Мы Мишу к себе в гости возьмем... Возьмем ведь? Он такой хорошенький мальчик! Такой чудесный!

Зато обед не прошел так тихо... Во время обеда случилось именно то "неловкое положение", которого так боялся Грохольский. Когда были поданы к столу куропатки, самое любимое кушанье Грохольского, Лиза вдруг сконфузилась, и Грохольский принялся утрать лицо салфеткой. На террасе дачи vis-à-vis они увидели Бугрова. Он стоял, опершись руками о перила, и, выпучив глаза, глядел прямо на них.

– Так и вы здесь... Так-с.. Это очень приятно. Давно вы здесь?

И он подал Грохольскому письмо.

– Ночь спал хорошо! – сообщал он. – Вчера обижался, что у меня соленых огурцов нет... Мишутку полюбил. Все по голове гладит...

Грохольский повел Лизу на террасу и указал ей на дачу vis-à-vis. Оба взялись за животы и захохотали. Смешно было. На террасе дачи vis-à-vis стоял Иван Петрович и улыбался. Внизу, под террасой, стояли какие-то две дамы-брюнетки и Мишутка. Дамы о чем-то громко говорили по-французски и хохотали.

Грохольский наговорил еще очень много храбрых и язвительных вещей, но "сейчас" не пошел: струсил и устыдился. Он пошел к Ивану Петровичу три дня спустя...