Корреспондент

– Это, господа, сам писатель, журналист! – продолжал хозяин.– Мы пьем, а они, видите ли, сидят в уголку, по-умному думают да на нас с усмешкой посматривают. Стыдно, брат. Иди выпей – грех ведь!

– Солоней будет, червячки не заведутся! – сказал он.

Старички поднялись и окружили стол. Рюмки наполнились коньяком. Иван Никитич кашлянул и осторожно взялся за рюмку.

Иван Никитич кашлянул, высморкнулся и чокнулся с хозяином.

Жених выпустил ноги, и он повис на шее толстяка. Толстяк мотнул головой, и Иван Никитич упал на пол, застонал и с хихиканьем поднялся на ноги. Все хохотали, даже цивилизованные лакеи из нецивилизованного клуба снисходительно морщили носы и улыбались. Лицо Ивана Никитича сильно поморщилось от блаженной улыбки, из влажных голубых глаз его посыпались искорки, а рот покривился набок, причем верхняя губа покривилась направо, а нижняя вытянулась и искривилась налево.

Иван Никитич выпил шампанское, стукнул каблуком об пол и победителем посмотрел на окружающих.

– Ловко вы объяснять чувства можете! – сказал толстяк с медалью.– У вас такая фигура, что... никак не ожидал! Право... извините-с!

– Вы теперь пишете что-нибудь? – перебила расходившегося Ивана Никитича курносенькая барышня.

– Увидим, каких делов ты мастер. Ну, а что же ты писать станешь?

– Вы не шутите?.. Иван Степанович!

– Зачем шутить? Ведь за шутки ты мне денег не заплатишь? Гм... Ну, а если ты не напишешь?

– Ты напиши, да прежде чем посылать в газету – дашь мне прочитать, а тогда я и две тысячи выложу, ежели хорошо будет написано...

Иван Никитич закашлялся и выпил рюмку водки. Иван Степанович посмотрел на окружающих, мигнул глазами на Ивана Никитича и вышел из гостиной в залу. Иван Никитич постоял, немного подумал, погладил себя по лысине и чинно прошел, между танцующими, в гостиную.

– Голубчик ты мой! Мне и самому-то впору на чаек просить, а не токмо что давать...

– Маничка,– начал будить ее Иван Никитич,– Маничка!

– Проснись, ангел мой! Поднимись, кормилица моя, музыкантша моя... Дочь моя! Маничка!

– Корреспонденцию в "Голос" писать.

– Аааа... черррт! Сейчас! Уходите отсюда!

Манечка вынула из своего портфеля два листа бумаги и швырнула их на стол.

– Чево надоть? Звонишь! – спросил его лакей Ивана Степановича, отворяя дверь и протирая фалдой поношенного коричневого сюртука свои заспанные и распухшие глаза.