Тряпка - Текст произведения
"Ждал этого вечера два месяца, мечтал, готовился! – думал Кокин. – Целых два месяца ходил по городу, нового сюртука искал... дал слово Клавдии и вдруг... Нет, это невозможно! Тут недоразумение какое-нибудь... Ей-богу, недоразумение! И в редакцию незачем ходить, стоит только с распорядителем поговорить..."
– Послушайте! – обратился Кокин к толстяку, – вы позвольте мне хоть наверх пойти... В залу я не войду, а поговорю только с распорядителем или с г. Блудыхиным!
– Идите, только знайте, что в залу вас ни за что не пустят!
"Боже мой! – думал Кокин, идя вверх по лестнице. – Эти две дамы, что идут, слышали его слова... Срам! Стыд! Уйти бы мне, ей-богу..."
Наверху, около входа в залу, стоял рыженький распорядитель с бантом на лацкане. Тут же за столиком сидела какая-то разодетая дама и продавала афишки.
– Скажите, пожалуйста, – обратился к ним секретарь плачущим голосом, – отчего это распорядились не пускать никого из редакции? За что?
– Сами вы, господа, виноваты! – отвечал рыженький. – Вам почетные билеты посылают, вас в первый ряд всегда сажают, а вы пасквили пишете...
– Господи, да ведь... Послушайте...
В это время за дверью послышались громкие аплодисменты и симпатичный голос княжны Рожкиной, певшей "Я вновь пред тобою..." У секретаря затрепетало под сердцем. Муки Тантала были ему не по силам.
– Какие же пасквили? – обратился он к даме. – Положим, сударыня, в газете и были пасквили, но чем же я виноват? Виноват редактор, сотрудники, а я-то тут при чем? Я только секретарь... на манер бухгалтера. Я совсем не писатель... Ей-богу, я не писатель! Послушайте, я даже честное слово даю, что я не писатель!
– Мы ничего не можем для вас сделать, – вздохнула дама. – Это приказание самого Блудыхина... Впрочем... вы можете купить билет!
"Черт возьми, как же мне это раньше не пришло в голову?" – подумал Кокин и тотчас же вспомнил, что у него в кармане только сорок копеек, взятые им на случай, ежели Клавдия Васильевна захочет, чтоб ее провожали на извозчике. – В таком случае я поговорю с Блудыхиным! – сказал он.
– Подождите антракта...
Кокин стал ждать... За дверью трещали аплодисменты, пели знакомые женские голоса, смеялись... Там кипела жизнь! А бедный секретарь стоял перед дверью в позе кающегося грешника, à la Генрих в Каноссе, и глядел на дверь, как лошадь, которая чует близко присутствие овса, но не видит его... Долго он ждал антракта, но наконец за дверью задвигались стулья, зашумели, заговорили; распахнулась дверь, и в коридор повалила публика.
"А ведь счастье было так близко, так возможно! – подумал секретарь, заглянув в открывшуюся дверь. – Нет, я не могу даже допустить мысли, что меня не пустят..."
Скоро показался сам Блудыхин, розовый, сияющий... Кокин заходил около него, долго не решался заговорить с ним и наконец решился...
– Виноват-с... я побеспокою вас... Вы, Анисим Иваныч, приказали никого не впускать из редакции...
– Да, так что же?
– Я и пришел вот... Но я не понимаю! Вы согласитесь сами! Чем я виноват? Редакторы или сотрудники виноваты, их и не пускайте, но я... честное слово, не писатель!..