Тарас Бульба - Глава 5

В это время, показалось ему, мелькнул перед ним какой-то странный образ человеческого лица. Думая, что это было простое обаяние сна, которое сей же час рассеется, он открыл больше глаза свои и увидел, что к нему, точно, наклонилось какое-то изможденное, высохшее лицо и смотрело прямо ему в очи. Длинные и черные, как уголь, волосы, неприбранные, растрепанные, лезли из-под темного, наброшенного на голову покрывала; и странный блеск взгляда, и мертвенная смуглота лица, выступавшего резкими чертами, заставляли скорее думать, что это был призрак. Он схватился невольно рукой за пищаль и произнес почти судорожно:

– Кто ты? коли дух нечистый, сгинь с глаз; коли живой человек, не в пору завел шутку, – убью с одного прицела!

В ответ на это привидение приложило палец к губам и, казалось, молило о молчании. Он опустил руку и стал вглядываться внимательней. По длинным волосам, шее и полуобнаженной смуглой груди узнал он женщину. Но она была не здешняя уроженка: все лицо ее было смугло, изнурено недугом; широкие скулы выступали сильно над опавшими под ними щеками; узкие очи подымались дугообразным разрезом кверху. Чем более он всматривался в черты ее, тем более находил в них что-то знакомое. Наконец он не вытерпел и спросил:

– Скажи, кто ты? Мне кажется, как будто я знал тебя или видел где-нибудь?

– Два года назад тому, в Киеве.

– Два года назад, в Киеве! – повторил Андрий, стараясь перебрать все, что уцелело в его памяти от прежней бурсацкой жизни. Он посмотрел еще раз на нее пристально и вдруг вскрикнул во весь голос:

– Ты – татарка! служанка панночки, воеводиной дочки!..

– Чшш! – произнесла татарка, сложив с умоляющим видом руки, дрожа всем телом и оборотя в то же время голову назад, чтобы видеть, не проснулся ли кто-нибудь от такого сильного вскрика, произведенного Андрием.

– Скажи, скажи, отчего, как ты здесь? – говорил Андрий, почти задыхаясь, шепотом, прерывавшимся всякую минуту от внутреннего волнения, – где панночка, жива ли еще она?

– Она теперь в городе.

– В городе? – произнес он, опять едва не вскрикнувши, и почувствовал, что вся кровь вдруг прихлынула к сердцу, – отчего ж она в городе?

– Оттого, что сам старый пан в городе: он уже полтора года как сидит воеводой в Дубне.

– Что ж она, замужем? Да говори же, какая ты странная, что она теперь?..

– Она другой день ничего не ела.

– Как?

– Ни у кого из городских жителей нет уже давно куска хлеба, все давно едят одну землю.

Андрий остолбенел.

– Панночка видела тебя с городского валу вместе с запорожцами. Она сказала мне: "Ступай, скажи рыцарю: если он помнит меня, чтобы пришел ко мне; а не помнит, чтобы дал тебе кусок хлеба для старухи, моей матери, потому что я не хочу видеть, как при мне умрет мать. Пусть лучше я прежде, а она после меня; проси и хватай его за колена и ноги: у него также есть старая мать, чтоб ради ее дал хлеба!"

Много всяких чувств пробудилось и вспыхнуло в молодой груди казака.

– Но как же ты здесь? как ты пришла?

– Подземным ходом.

– Разве есть подземный ход?

– Есть.

– Где?

– Ты не выдашь, рыцарь?

– Клянусь Крестом Святым!

– Спустясь в яр и перейдя проток, так, где тростник.

– И выходит в самый город?

– Прямо к городскому монастырю.

– Пойдем, пойдем сейчас!

– Но, ради Христа и Святой Марии, кусок хлеба!

– Хорошо, будет. Стой здесь, возле воза, или, лучше, ложись на него: тебя никто не увидит, все спят; я сейчас ворочусь.