Фома Гордеев - Глава 7
Коридорный, маленький человек с бледным, стертым лицом, внес самовар и быстро, мелкими шагами убежал из номера. Старик разбирал на подоконнике какие-то узелки и говорил, не глядя на Фому:
– Дерзок ты... И взгляд у тебя – темный... Раньше светлоглазых людей больше было... раньше души светлее были... Раньше все было проще – и люди и грехи... а теперь пошло все мудреное... эхе-хе!
Он заварил чай, сел против Фомы и снова начал:
– В твои годы отец твой... водоливом тогда был он и около нашего села с караваном стоял... в твои годы Игнат ясен был, как стекло... Взглянул на него и – сразу видишь, что за человек. А на тебя гляжу – не вижу – что ты? Кто ты такой? И сам ты, парень, этого не знаешь... оттого и пропадешь... Все теперешние люди – пропасть должны, потому – не знают себя... А жизнь – бурелом, и нужно уметь найти в ней свою дорогу... где она? И все плутают... а дьявол – рад... Женился ты?
– Нет еще, – сказал Фома.
– Вот и это... не женат, а уж, чай, давно поган... Ну, а работаешь в деле твоем много?
– Приходится... я с крестным пока...
– Какая теперь у вас работа? – качая головой, говорил старик, и глаза его все играли, то темнея, то снова проясняясь. – Нет у вас труда! Раньше купец по делу на лошадях ездил... в метель, ночью... едет! Разбойники ждали его на дороге и убивали... умирал он мучеником, кровью омывши грехи свои... Теперь в вагоне едут... депеши рассылают... а то вон, слышь, так выдумали, что в конторе у себя говорит человек, и за пять верст его слышно... тут уж не без дьяволова ума!.. Сидит человек... не двигается... и грешит оттого, что скучно ему, делать нечего: машина за него делает все... Труда ему нет, а без труда – гибель человеку! Он обзавелся машинами и думает – хорошо! Ан она, машина-то, – дьяволов капкан тебе! В труде для греха нет времени, а при машине – свободно! От свободы – погибнет человек, как червь, житель недр земных, гибнет на солнце... От свободы человек погибнет!
И, произнося раздельно и утвердительно слова свои, старик Ананий четырежды стукнул пальцем по столу. Лицо его сияло злым торжеством, грудь высоко вздымалась, серебряные волосы бороды шевелились на ней. Фоме жутко стало слушать его речи, в них звучала непоколебимая вера, и сила веры этой смущала Фому. Он уже забыл все то, что знал о старике и во что еще недавно верил как в правду.
Ананий смотрел на Фому так странно, как будто видел за ним еще кого-то, кому больно и страшно было слышать его слова и чей страх, чья боль радовали его...
– И все вы, теперешние, погибнете от свободы... Дьявол поймал вас... он отнял у вас труд, подсунув вам свои машины и депеши... Ну-ка, скажи, отчего дети хуже отцов? От свободы, да! Оттого и пьют и развратничают с бабами...
– Ну, – тихо сказал Фома, – развратничали и пьянствовали и прежде не меньше...
– Молчал бы! – крикнул Ананий, сурово сверкая глазами. – Тогда силы у человека больше было... по силе и грехи! Тогда люди – как дубы были... И суд им от господа будет по силам их... Тела их будут взвешены, и измерят ангелы кровь их... и увидят ангелы божии, что не превысит грех тяжестью своей веса крови и тела... понимаешь? Волка не осудит господь, если волк овцу пожрет... но если крыса мерзкая повинна в овце – крысу осудит он!
– Откуда людям знать, как бог осудит человека? – задумчиво спросил Фома. – Видимый суд нужен...
– Пошто – видимый?
– Чтобы понимать людям...
– А кто, кроме бога, судья мне?