Фома Гордеев - Глава 7
– Дай боже, чтобы так... Он вице-губернатора зять...
– Н-ну-у?! – протянул Фома, и лицо у него вытянулось.
– Н-да-с. Говоря по совести, он и мерзавец и мошенник... Исходя из этого факта, следует признать, что трепки он стоит... Но принимая во внимание, что дама, на защиту коей вы выступили, тоже...
– Барин! – твердо сказал Фома, кладя руку на плечо Ухтищева. – Ты мне всегда очень нравился... и вот идешь со мной теперь... Я это понимаю и могу ценить... Но только про нее не говори мне худо. Какая бы она по-вашему ни была, – по-моему... мне она дорога... для меня она – лучшая! Так я прямо говорю... уж если со мной ты пошел – и ее не тронь... Считаю я ее хорошей – стало быть, хороша она...
Ухтищев услыхал в голосе Фомы большое волнение, взглянул на него и задумчиво сказал:
– Любопытный вы человек, надо сознаться...
– Я человек простой... дикий! Побил вот, и – мне весело... А там будь что будет...
– Боюсь – нехорошо будет... Знаете, – откровенность за откровенность, – и вы мне нравитесь... хотя – гм! – опасно с вами... Найдет этакий... рыцарский стих, и получишь от вас выволочку...
– Ну уж! Чай, я еще первый раз это... не каждый день бить людей буду... – сконфуженно сказал Фома. Его спутник засмеялся.
– Экое вы – чудовище! Вот что – драться дико... скверно, извините меня... Но, скажу вам, – в данном случае вы выбрали удачно... Вы побили развратника, циника, паразита... и человека, который, ограбив своих племянников, остался безнаказанным.
– Вот и слава богу! – с удовольствием выговорил Фома. – Вот я его и наказал немножко...
– Немножко? Ну, хорошо, положим, что это немножко... Только вот что, дитя мое... позвольте мне дать вам совет... я человек судейский... Он, этот Князев, подлец, да! Но и подлеца нельзя бить, ибо и он есть существо социальное, находящееся под отеческой охраной закона. Нельзя его трогать до поры, пока он не преступит границы уложения о наказаниях... Но и тогда не вы, а мы, судьи, будем ему воздавать... Вы же – уж, пожалуйста, потерпите...
– А скоро он вам попадется в руки-то? – наивно спросил Фома.
– Н-неизвестно... Так как он малый неглупый, то, вероятно, никогда не попадется... И будет по вся дни живота его сосуществовать со мною и вами на одной и той же ступени равенства пред законом... О боже, что я говорю! – комически вздохнул Ухтищев.
– Секреты выдаешь? – усмехнулся Фома.
– Не то чтобы секреты, а... не надлежит мне быть легкомысленным... Ч-черт! А ведь... меня эта история оживила... Право же, Немезида даже и тогда верна себе, когда она просто лягается, как лошадь...
Фома вдруг остановился, точно встретил какое-то препятствие на пути своем.
– А началось это ведь с того, – медленно и глухо договорил Фома, – что вы сказали – уезжает Софья Павловна...
– Да, уезжает... Ну-с!
Он стоял против Фомы и с улыбкой в глазах смотрел на него. Гордеев молчал, опустив голову и тыкая палкой в камень тротуара.
– Идемте?
Фома пошел, равнодушно говоря:
– Ну и пусть уезжает...
Ухтищев, помахивая тросточкой, стал насвистывать, поглядывая на своего спутника.
– Не проживу я без нее? – спросил Фома, глядя куда-то пред собой, и, помолчав, ответил тихо и неуверенно: – Еще как...
– Слушайте! – воскликнул Ухтищев, – я дам вам хороший совет... человек должен быть самим собой... Вы человек эпический, так сказать, и лирика к вам не идет. Это не ваш жанр...
– Ты, барин, говори со мной попроще как-нибудь, – сказал Фома, внимательно прослушав его речь.