Мать - Часть 2 - Глава 6

Снова вспыхнул огонь, но уже сильнее, ярче, вновь метнулись тени к лесу, снова отхлынули к огню и задрожали вокруг костра, в безмолвной, враждебной пляске. В огне трещали и ныли сырые сучья. Шепталась, шелестела листва деревьев, встревоженная волной нагретого воздуха. Веселые, живые языки пламени играли, обнимаясь, желтые и красные, вздымались кверху, сея искры, летел горящий лист, а звезды в небе улыбались искрам, маня к себе.

– Это – не моя песня, ее тысячи людей поют, не понимая целебного урока для народа в своей несчастной жизни. Сколько замученных работой калек молча помирают с голоду... – Он закашлялся, сгибаясь, вздрагивая.

Яков поставил на стол ведро с квасом, бросил связку зеленого луку и сказал больному:

– Иди, Савелий, я молока тебе принес...

Савелий отрицательно качнул головой, но Яков взял его под мышку, поднял и повел к столу.

– Послушайте, – сказала Софья Рыбину тихо, с упреком, – зачем вы его сюда позвали? Он каждую минуту может умереть...

– Может! – согласился Рыбин. – Пока что – пусть говорит. Для пустяков жизнь погубил – для людей пусть еще потерпит, – ничего! Вот.

– Вы точно любуетесь чем-то! – воскликнула Софья. Рыбин взглянул на нее и угрюмо ответил:

– Это господа Христом любуются, как он на кресте стонал, а мы от человека учимся и хотим, чтобы вы поучились немного...

Мать пугливо подняла бровь и сказала ему:

– А ты – полно!..

За столом больной снова заговорил:

– Истребляют людей работой, – зачем? Жизнь у человека воруют, – зачем, говорю? Наш хозяин, – я на фабрике Нефедова жизнь потерял, – наш хозяин одной певице золотую посуду подарил для умывания, даже ночной горшок золотой! В этом горшке моя сила, моя жизнь. Вот для чего она пошла, – человек убил меня работой, чтобы любовницу свою утешить кровью моей, – ночной горшок золотой купил ей на кровь мою!

– Человек создан по образу и подобию божию, – сказал Ефим усмехаясь, – а его вот куда тратят...

– А не молчи! – воскликнул Рыбин, ударив ладонью по столу.

– Не терпи! – тихо добавил Яков.

Игнат усмехнулся.

Мать заметила, что парни, все трое, слушали с ненасытным вниманием голодных душ и каждый раз, когда говорил Рыбин, они смотрели ему в лицо подстерегающими глазами. Речь Савелия вызывала на лицах у них странные, острые усмешки. В них не чувствовалось жалости к больному.

Нагнувшись к Софье, мать тихонько спросила:

– Неужто правду говорит он?

Софья ответила громко:

– Да, это правда! О таком подарке в газетах писали, это было в Москве...

– И казни ему не было, никакой! – глухо сказал Рыбин. – А надо бы его казнить, – вывести на народ и разрубить в куски и мясо его поганое бросить собакам. Великие казни будут народом сделаны, когда встанет он. Много крови прольет он, чтобы смыть обиды свои. Эта кровь – его кровь, из его жил она выпита, он ей хозяин.

– Холодно! – сказал больной.

Яков помог ему встать и отвел к огню.

Костер горел ярко, и безлицые тени дрожали вокруг него, изумленно наблюдая веселую игру огня. Савелий сел на пень и протянул к огню прозрачные, сухие руки. Рыбин кивнул в его сторону и сказал Софье: