Мать - Часть 2 - Глава 9
– Не дурите...
Разговаривая, женщина поправила одеяло на груди Егора, пристально осмотрела Николая, измерила глазами лекарство в пузырьке. Говорила она ровно, негромко, движения у нее были плавны, лицо бледное, темные брови почти сходились над переносьем. Ее лицо не нравилось матери – оно казалось надменным, а глаза смотрели без улыбки, без блеска. И говорила она так, точно командовала.
– Мы уйдем! – продолжала она. – Я скоро ворочусь! Вы дайте Егору столовую ложку вот этого. Не позволяйте ему говорить...
И она ушла, уводя с собой Николая.
– Чудесная женщина! – сказал Егор, вздохнув. – Великолепная женщина... Вас, мамаша, надо бы к ней пристроить, – она устает очень...
– А ты не говори! На-ко, выпей лучше!.. – мягко попросила мать.
Он проглотил лекарство и продолжал, прищурив глаз:
– Все равно я умру, если и буду молчать...
Другим глазом он смотрел в лицо матери, губы его медленно раздвигались в улыбку. Мать наклонила голову, острое чувство жалости вызывало у нее слезы.
– Ничего, это естественно... Удовольствие жить влечет за собой обязанность умереть...
Мать положила руку на голову его и снова тихо сказала:
– Помолчи, а?..
Он закрыл глаза, как бы прислушиваясь к хрипам в груди своей, и упрямо продолжал:
– Бессмысленно молчать, мамаша! Что я выиграю молчанием? Несколько лишних секунд агонии, а проиграю удовольствие поболтать с хорошим человеком. Я думаю, что на том свете нет таких хороших людей, как на этом...
Мать беспокойно перебила его речь:
– Вот придет она, барыня-то, и будет ругать меня за то, что ты говоришь...
– Она не барыня, а – революционерка, товарищ, чудесная душа. Ругать вас, мамаша, она непременно будет. Всех ругает, всегда...
И медленно, с усилием двигая губами, Егор стал рассказывать историю жизни своей соседки. Глаза его улыбались, мать видела, что он нарочно поддразнивает ее и, глядя на его лицо, подернутое влажной синевой, тревожно думала:
«Умрет...»
Вошла Людмила и, тщательно закрывая за собой дверь, заговорила, обращаясь к Власовой:
– Вашему знакомому необходимо переодеться и возможно скорее уйти от меня, так вы, Пелагея Ниловна, сейчас же идите, достаньте платье для него и принесите все сюда. Жаль – нет Софьи, это ее специальность – прятать людей.
– Она завтра приедет! – заметила Власова, накидывая платок на плечи.
Каждый раз, когда ей давали какое-нибудь поручение, ее крепко охватывало желание исполнить это дело быстро и хорошо, и она уже не могла думать ни о чем, кроме своей задачи. И теперь, озабоченно опустив брови, деловито спрашивала:
– Как одеть его думаете вы?
– Все равно! Он пойдет ночью...
– Ночью хуже – людей меньше на улицах, следят больше, а он не очень ловкий...
Егор хрипло засмеялся.
– А можно в больницу к тебе прийти? – спросила мать.
Он, кашляя, кивнул головой. Людмила заглянула в лицо матери темными глазами и предложила:
– Хотите дежурить у него в очередь со мной? Да? Хорошо! А теперь – идите скорее.
Ласково, но властно взяв мать под руку, она вывела ее за дверь и там тихо сказала:
– Не обижайтесь, что я выпроваживаю вас! Но ему вредно говорить... А у меня есть надежда...
Она сжала руки, пальцы ее хрустнули, а веки утомленно опустились на глаза...
Это объяснение смутило мать, и она пробормотала:
– Что это вы?
– Смотрите, нет ли шпионов! – тихо сказала женщина. Подняв руки к лицу, она потирала виски, губы у нее вздрагивали, лицо стало мягче.