Мать - Часть 1 - Глава 8
Как-то раз, когда она легла спать, а сын и хохол еще читали, она подслушала сквозь тонкую переборку их тихий разговор.
– Нравится мне Наташа, знаешь? – вдруг тихо воскликнул хохол.
– Знаю! – не сразу ответил Павел.
Было слышно, как хохол медленно встал и начал ходить. По полу шаркали его босые ноги. И раздался тихий, заунывный свист. Потом снова загудел его голос:
– А замечает она это?
Павел молчал.
– Как ты думаешь? – понизив голос, спросил хохол.
– Замечает! – ответил Павел. – Поэтому и отказалась заниматься у нас...
Хохол тяжело возил ноги по полу, и снова в комнате дрожал его тихий свист. Потом он спросил:
– А если я скажу ей...
– Что?
– Что вот я... – тихо начал хохол.
– Зачем? – прервал его Павел.
Мать услышала, что хохол остановился, и почувствовала, что он усмехается.
– Да я, видишь, полагаю, что если любишь девушку, то надо же ей сказать об этом, иначе не будет никакого толка!
Павел громко захлопнул книгу. Был слышен его вопрос:
– А какого толка ты ждешь?
Оба долго молчали.
– Ну? – спросил хохол.
– Надо, Андрей, ясно представлять себе, чего хочешь, – заговорил Павел медленно. – Положим, и она тебя любит, – я этого не думаю, – но, положим, так! И вы – поженитесь. Интересный брак – интеллигентка и рабочий! Родятся дети, работать тебе надо будет одному... и – много. Жизнь ваша станет жизнью из-за куска хлеба, для детей, для квартиры; для дела – вас больше нет. Обоих нет!
Стало тихо. Потом Павел заговорил как будто мягче:
– Ты лучше брось все это, Андрей. И не смущай ее...
Тихо. Отчетливо стучит маятник часов, мерно отсекая секунды.
Хохол сказал:
– Половина сердца – любит, половина ненавидит, разве ж это сердце, а?
Зашелестели страницы книги – должно быть, Павел снова начал читать. Мать лежала, закрыв глаза, и боялась пошевелиться. Ей было до слез жаль хохла, но еще более – сына. Она думала о нем:
«Милый ты мой...»
Вдруг хохол спросил:
– Так – молчать?
– Это – честнее, – тихо сказал Павел.
– По этой дороге и пойдем! – сказал хохол. И через несколько секунд продолжал грустно и тихо:
– Трудно тебе будет, Паша, когда ты сам вот так...
– Мне уже трудно...
О стены дома шаркал ветер. Четко считал уходящее время маятник часов.
– Над этим – не посмеешься! – медленно проговорил хохол. Мать ткнулась лицом в подушку и беззвучно заплакала. Наутро Андрей показался матери ниже ростом и еще милее. А сын, как всегда, худ, прям и молчалив. Раньше мать называла хохла Андрей Онисимович, а сегодня, не замечая, сказала ему:
– Вам, Андрюша, сапоги-то починить надо бы, – так вы ноги простудите!
– А я в получку новые куплю! – ответил он, засмеялся и вдруг, положив ей на плечо свою длинную руку, спросил: – А может, вы и есть родная моя мать? Только вам не хочется в том признаться людям, как я очень некрасивый, а?
Она молча похлопала его по руке. Ей хотелось сказать ему много ласковых слов, но сердце ее было стиснуто жалостью, и слова не шли с языка.