Мать - Часть 1 - Глава 20

– А что тебе до этого? – спросил Андрей, любопытно взглянув на него.

– А вот Сашенька говорит – лицо зеркало души! – медленно выговорил Николай.

– И неверно! – воскликнул хохол. – У нее нос – крючком, скулы – ножницами, а душа – как звезда.

Весовщиков взглянул на него и усмехнулся.

Сели пить чай.

Весовщиков взял большую картофелину, круто посолил кусок хлеба и спокойно, медленно, как вол, начал жевать.

– А как тут дела? – спросил он с набитым ртом. И, когда Андрей весело рассказал ему о росте пропаганды на фабрике, он, снова сумрачный, глухо заметил:

– Долго все это, долго! Скорее надо...

Мать посмотрела на него, и в ее груди тихо пошевелилось враждебное чувство к этому человеку.

– Жизнь не лошадь, ее кнутом не побьешь! – сказал Андрей.

Весовщиков упрямо тряхнул головой:

– Долго! Не хватает у меня терпенья! Что мне делать?

Он беспомощно развел руками, глядя в лицо хохла, и замолчал, ожидая ответа.

– Всем нам нужно учиться и учить других, вот наше дело! – проговорил Андрей, опуская голову. Весовщиков спросил:

– А когда драться будем?

– До того времени нас не однажды побьют, это я знаю! – усмехаясь, ответил хохол. – А когда нам придется воевать – не знаю! Прежде, видишь ты, надо голову вооружить, а потом руки, думаю я...

Николай снова начал есть. Мать исподлобья незаметно рассматривала его широкое лицо, стараясь найти в нем что-нибудь, что помирило бы ее с тяжелой, квадратной фигурой Весовщикова.

И, встречая колющий взгляд маленьких глаз, она робко двигала бровями. Андрей вел себя беспокойно, – вдруг начинал говорить, смеялся и, внезапно обрывая речь, свистал.

Матери казалось, что она понимает его тревогу. А Николай сидел молча, и, когда хохол спрашивал его о чем-либо, он отвечал кратко, с явной неохотой.

В маленькой комнатке двум ее жителям становилось душно, тесно, и они, то одна, то другой, мельком взглядывали на гостя.

Наконец он сказал, вставая:

– Я бы спать лег. А то сидел, сидел, вдруг пустили, пошел. Устал.

Когда он ушел в кухню и, повозившись немного, вдруг точно умер там, мать, прислушавшись к тишине, шепнула Андрею:

– О страшном он думает...

– Тяжелый парень! – согласился хохол, качая головой. – Но это пройдет! Это у меня было. Когда неярко в сердце горит – много сажи в нем накопляется. Ну, вы, ненько, ложитесь, а я посижу, почитаю еще.

Она ушла в угол, где стояла кровать, закрытая ситцевым пологом, и Андрей, сидя у стола, долго слышал теплый шелест ее молитв и вздохов. Быстро перекидывая страницы книги, он возбужденно потирал лоб, крутил усы длинными пальцами, шаркал ногами. Стучал маятник часов, за окном вздыхал ветер.

Раздался тихий голос матери:

– О, господи! Сколько людей на свете, и всяк по-своему стонет. А где же те, которым радостно?

– Есть уже и такие, есть! Скоро – много будет их, – эх, много! – отозвался хохол.