Мать - Часть 1 - Глава 25

– Прошлялся я по фабрикам пять лет, отвык от деревни, вот! Пришел туда, поглядел, вижу – не могу я так жить! Понимаешь? Не могу! Вы тут живете – вы обид таких не видите. А там – голод за человеком тенью ползет и нет надежды на хлеб, нету! Голод души сожрал, лики человеческие стер, не живут люди, гниют в неизбывной нужде... И кругом, как воронье, начальство сторожит – нет ли лишнего куска у тебя? Увидит, вырвет, в харю тебе даст...

Рыбин оглянулся, наклонился к Павлу, опираясь рукой на стол.

– Мне даже тошно стало, как взглянул я снова на эту жизнь. Вижу – не могу! Однако поборол себя, – нет, думаю, шалишь, душа! Я останусь! Я вам хлеба не достану, а кашу заварю, – я, брат, заварю ее! Несу в себе обиду за людей и на людей. Она у меня ножом в сердце стоит и качается.

У него вспотел лоб, он, медленно надвигаясь на Павла, положил ему руку на плечо. Рука вздрагивала.

– Давай помощь мне! Давай книг, да таких, чтобы, прочитав, человек покою себе не находил. Ежа под череп посадить надо, ежа колючего! Скажи своим городским, которые для вас пишут, – для деревни тоже писали бы! Пусть валяют так, чтобы деревню варом обдало, – чтобы народ на смерть полез!

Он поднял руку и, раздельно произнося каждое слово, глухо сказал:

– Смертию смерть поправ – вот! Значит – умри, чтобы люди воскресли. И пусть умрут тысячи, чтобы воскресли тьмы народа по всей земле! Вот. Умереть легко. Воскресли бы! Поднялись бы люди!

Мать внесла самовар, искоса глядя на Рыбина. Его слова, тяжелые и сильные, подавляли ее. И было в нем что-то напоминавшее ей мужа ее, тот – так же оскаливал зубы, двигал руками, засучивая рукава, в том жила такая же нетерпеливая злоба, нетерпеливая, но немая. Этот – говорил. И был менее страшен.

– Это надо! – сказал Павел, тряхнув головой. – Давайте нам материал, мы будем вам печатать газету...

Мать с улыбкой поглядела на сына, покачала головой и, молча одевшись, ушла из дома.

– Делай! Все доставим. Пишите проще, чтобы телята понимали! – выкрикивал Рыбин.

В кухне отворилась дверь, кто-то вошел.

– Это Ефим! – сказал Рыбин, заглядывая в кухню. – Иди сюда, Ефим! Вот – Ефим, а этого человека зовут – Павел, я тебе говорил про него.

Перед Павлом встал, держа в руках шапку и глядя на него исподлобья серыми глазами, русоволосый широколицый парень в коротком полушубке, стройный и, должно быть, сильный.

– Доброго здоровья! – сиповато сказал он и, пожав руку Павла, пригладил обеими руками прямые волосы. Оглянул комнату и тотчас же медленно, точно подкрадываясь, пошел к полке с книгами.

– Увидал! – сказал Рыбин, подмигнув Павлу. Ефим повернулся, взглянул на него и стал рассматривать книги, говоря:

– Сколько чтения-то у вас! А читать, верно, некогда. В деревне больше время для этого дела...

– А охоты меньше? – спросил Павел.

– Зачем? И охота есть! – ответил парень, потирая подбородок. – Народ начал пошевеливать мозгой. «Геология» – это что?

Павел объяснил.

– Нам не требуется! – сказал парень, ставя книгу на полку.

Рыбин шумно вздохнул и заметил:

– Мужику не то интересно, откуда земля явилась, а как она по рукам разошлась, – как землю из-под ног у народа господа выдернули? Стоит она или вертится, это не важно – ты ее хоть на веревке повесь, – давала бы есть; хоть гвоздем к небу прибей – кормила бы людей!..

– «История рабства», – снова прочитал Ефим и спросил Павла:

– Про нас?