Мать - Часть 1 - Глава 26
Гудок заревел, как всегда, требовательно и властно. Мать, не уснувшая ночью ни на минуту, вскочила с постели, сунула огня в самовар, приготовленный с вечера, хотела, как всегда, постучать в дверь к сыну и Андрею, но, подумав, махнула рукой и села под окно, приложив руку к лицу так, точно у нее болели зубы.
По небу, бледно-голубому, быстро плыла белая и розовая стая легких облаков, точно большие птицы летели, испуганные гулким ревом пара. Мать смотрела на облака и прислушивалась к себе. Голова у нее была тяжелая, и глаза, воспаленные бессонной ночью, сухи. Странное спокойствие было в груди, сердце билось ровно, и думалось о простых вещах...
«Рано я самовар поставила, выкипит! Пускай они подольше поспят сегодня. Замучились оба...»
В окно, весело играя, заглядывал юный солнечный луч, она подставила ему руку, и когда он, светлый, лег на кожу ее руки, другой рукой она тихо погладила его, улыбаясь задумчиво и ласково. Потом встала, сняла трубу с самовара, стараясь не шуметь, умылась и начала молиться, истово крестясь и безмолвно двигая губами. Лицо у нее светлело, а правая бровь то медленно поднималась кверху, то вдруг опускалась...
Второй гудок закричал тише, не так уверенно, с дрожью в звуке, густом и влажном. Матери показалось, что сегодня он кричит дольше, чем всегда.
В комнате раздался гулкий и ясный голос хохла:
– Павел! Слышишь!
Кто-то из них шлепнул босыми ногами о пол, кто-то сладко зевнул...
– Самовар готов! – крикнула мать.
– Встаем! – ответил Павел весело.
– Восходит солнце! – говорил хохол. – И облака бегут. Это лишнее сегодня – облака...
И вышел в кухню, растрепанный, измятый сном, но веселый.
– Доброе утро, ненько! Как спали?
Мать подошла к нему и тихо сказала:
– Уж ты, Андрюша, рядом с ним иди!
– А конечно же! – прошептал хохол. – Пока мы вместе – мы всюду пойдем рядом, – так и знайте!
– Вы что там шепчетесь? – спросил Павел.
– Мы ничего, Паша!
– Она говорит мне – чище умывайся! Девицы будут смотреть! – ответил хохол, выходя в сени мыться.
– «Вставай, поднимайся, рабочий народ!» – тихо запел Павел.
День становился все более ясным, облака уходили, гонимые ветром. Мать собирала посуду для чая и, покачивая головой, думала о том, как все странно: шутят они оба, улыбаются в это утро, а в полдень ждет их – кто знает – что? И ей самой почему-то спокойно, почти радостно.
Чай пили долго, стараясь сократить ожидание. Павел, как всегда, медленно и тщательно размешивал ложкой сахар в стакане, аккуратно посыпал соль на кусок хлеба – горбушку, любимую им. Хохол двигал под столом ногами, – он никогда не мог сразу поставить свои ноги удобно, – и, глядя, как на потолке и стене бегает отраженный влагой солнечный луч, рассказывал:
– Когда был я мальчишкой лет десяти, то захотелось мне поймать солнце стаканом. Вот взял я стакан, подкрался и – хлоп по стене! Руку разрезал себе, побили меня за это. А как побили, я вышел на двор, увидал солнце в луже и давай топтать его ногами. Обрызгался весь грязью – меня еще побили... Что мне делать? Так я давай кричать солнцу: «А мне не больно, рыжий черт, не больно!» И все язык ему показывал. Это – утешало.
– Почему оно тебе рыжим казалось? – спросил Павел смеясь.
– А напротив нас кузнец был, краснорожий такой и с рыжей бородой. Веселый, добрый мужик. Так солнце, по-моему, на него было похоже...
Не стерпев, мать сказала:
– Вы бы о том поговорили, как пойдете!