Пётр Первый - Книга первая - Глава 6
Петр и Лефорт, оставив войско, поскакали в Паншино. Небольшая станица на острову посреди Дона была окружена, как горелым лесом, оглоблями обозов. Повсюду лежали большерогие волы, паслись стреноженные лошади. Но – ни живой души: в послеобеденный час спали часовые, караульщики, извозные солдаты. Одиноко простучали по-над Доном копыта всадников. На бешеный окрик Петра чья-то взлохмаченная голова вылезла из-за плетня, из конопли. Почесываясь, мужик повел к хате, где стоял боярин... Петр рванул дверь, загудели потревоженные мухи. На двух сдвинутых лавках, покрывшись с головой, спал Стрешнев. Петр сорвал одеяло. Схватил за редкие волосы перепуганного боярина, – не мог говорить от ярости, – плюнул ему в лицо, стащил на земляной пол, бил ботфортом в старческий мягкий бок...
Часто дыша, присел к столу, велел открыть ставни. Глаза выпучены. Под загаром гневные пятна на похудевшем лице.
– Докладывай... Встань! – крикнул он Стрешневу. – Сядь. Подрядчиков повесил? Нет? Почему?
– Государь... (Петр топнул ногой.) Господин бонбандир... (Тихон Стрешнев и кряхтеть боялся и кланяться боялся.) Подрядчики пускай доставят сначала, что должны по записи, а то что же с мертвых-то нам спрашивать...
– Не так... Дурак!.. А почему Иван Бровкин не ворует? Мои люди не воруют, а ваши все воруют?.. Подряды все передать Бровкину... Ушакова, Воронина – в железо, в Москву, к Ромодановскому...
– Так, гут, – сказал Лефорт.
– Что еще? Суда не готовы?
– Господин бонбандир, суда все готовы... Давеча последние пригнали из Воронежа.
– Идем на реку...
Стрешнев в одних домашних сафьяновых чоботах, в распоясанной рубахе пошел дряблой рысью за царем, шагающим как на ходулях. На зеркальной излучине Дона стояли в несколько рядов бесчисленные суда: лодки, паузки, узкие с камышовыми поплавками казачьи струги, длинноносые галеры, с веслами только на передней части, с прямым парусом и чуланом на корме... Все – только что с верфи. Течением их покачивало. Многие полузатонули. Лениво висели флаги. Под жарким солнцем трескалось некрашеное дерево, блестели осмоленные борта.
Лефорт, отставив ногу в желтом ботфорте, глядел в трубу на караван.
– Зер гут... Посуды достаточно...
– Гут, – отрывисто повторил Петр. Чумазые руки его дрожали. И, как всегда, Лефорт высказал его мысль:
– Отсюда начинается война.
– Тихон Никитьевич, не сердись. – Петр клюнул всхлипнувшего Стрешнева в бороду. – Войска прямо грузить на суда. Не мешкая... Азов возьмем с налету...
...............................
На шестые сутки на рассвете в хате Стрешнева в табачном дыму написали письмо князю-кесарю:
"Мин хер кениг... Отец твой великий господин святейший кир Аникита, архиепископ прешпургский и всеа Яузы и всего Кукуя патриарх, такожде и холопи твои генералы Автоном Михайлович и Франц Яковлевич с товарищи – в добром здоровии, и нынче из Паншина едем в путь в добром же здоровии... В марсовом ярме непрестанно труждаемся. И про твое здоровье пьем водку, а паче – пиво..." При сем стояли с малой разборчивостью подписи: "Франчишка Лефорт... Олехсашка Меньшиков... Фетка Троекуров... Петрушка Алексеев... Автамошка Головин... Вареной Мадамкин..."
Неделю плыли мимо казачьих городков, стоявших на островах посреди Дона, миновали – Голубой, Зимовейский, Цимлянский, Раздоры, Маныч... На высоком правом берегу увидели раскаты, плетни и дубовые стены Черкасска. Здесь бросили якоря и три дня поджидали отставшие паузки.