Пётр Первый - Книга первая - Глава 7
Петр, Алексашка Меньшиков, Алеша Бровкин, Волков и хилый, с подстриженной бородой, большеголовый поп Битка, – все, одетые в немецкое, серого сукна, платье, в нитяных чулках и юфтовых башмаках с железными пряжками, сидели на свертках смоляных канатов, курили в трубках хороший табак.
Петр, положив локти на высоко задранные колени, веселый, добрый, говорил:
– Фридрих, курфюрст бранденбургский, к коему плывем в Кенигсберг, свой брат, – поглядите – как встретит... Мы ему вот как нужны... Живет в страхе: с одной стороны его шведы жмут, с другой – поляки... Мы это все уже разузнали. Будет просить у нас военного союзу, – увидите, ребята.
– Это тоже мы подумаем, – сказал Алексашка.
Петр сплюнул в море, вытер конец трубки о рукав:
– То-то что нам этот союз ни к чему. Пруссия с турками воевать не будет. Но, ребята, в Кенигсберге не озорничайте – голову оторву... Чтоб о нас слава не пошла.
Поп Битка сказал с перепойной надтугой:
– Поведение наше всегда приличное, нечего грозить... А такого сану – курфюрст – не слыхивали.
Алексашка ответил:
– Пониже короля, повыше дюка, – получается – курфюрст. Но, ка-анешно, у этого страна разоренная – перебивается с хлеба на квас.
Алеша Бровкин слушал, разинув светлые глаза и безусый рот... Петр дунул ему в рот дымом. Алеша закашлялся. Засмеялись, стали пихать его под бока... Алеша сказал:
– Ну, чаво, чаво... Чай, все-таки боязно, – вдруг это мы – и к ним.
На них, балующих среди канатов, с изумлением посматривал старый капитан, финн. Не верилось, чтобы один из этих веселых парней – московский царь... Но мало ли диковинного на свете...
С левого борта вдали плыли песчаные берега. Изредка виднелся парус. На запад за край уходил полный парусов корабль. Это было море викингов, ганзейских купцов, теперь – владения шведов. Клонилось солнце. "Святой Георгий" отдал шкоты и фордевиндом, мягко журча по волнам, плыл к длинной отмели, отделяющей от моря закрытый залив Фришгаф. Вырос маяк и низкие форты крепости Пилау, охранявшей проход в залив. Подплыв, выстрелили из пушки, бросили якорь. Капитан просил московитов к ужину.
5
Поутру вылезли на берег. Особенного здесь ничего не было: песок, сосны. Десятка два рыбачьих судов, сети, сохнущие на колышках. Низенькие, изъеденные ветрами бедные хижины, но в окошках за стеклами – белые занавесочки... (Петр со сладостью вспомнил Анхен.) У подметенных порогов – женщины в полотняных чепцах за домашней работой, мужики в кожаных шапках – зюйдвестках, губы бриты, борода только на шее. Ходят, пожалуй, неповоротливее нашего, но видно, что каждый идет по делу, и приветливы без робости.
Петр спросил, где у них шинок. Сели за дубовые чистые столы, дивясь опрятности и хорошему запаху, стали пить пиво. Здесь Петр написал по-русски письмо курфюрсту Фридриху, чтоб увидеться. Волков вместе с солдатом из крепости повез его в Кенигсберг.
Рыбаки и рыбачки стояли в дверях, заглядывали в окна. Петр весело подмигивал этим добрым людям, спрашивал, как кого зовут, много ли наловили рыбы, потом позвал всех к столу и угостил пивом.
В середине дня к шинку подкатила золоченая карета со страусовыми перьями на крыше, проворно выскочил напудренный, весь в голубом шелку, камер-юнкер фон Принц и, расталкивая рыбаков и рыбачек, с испуганным лицом пробирался к московитам, стучавшим оловянными кружками. На три шага от стола снял широкополую шляпу и помел по полу перьями, при сем отступил, рука коромыслом, нога подогнута.