Пётр Первый - Книга вторая - Глава 4
– Никого и не пускают, Петр Алексеевич. А меня и родитель твой без доклада пускал. (Петр пожал плечом, продолжал ходить, грызть чубук.) О чем, Петр Алексеевич, целые сутки думаешь? Родитель твой и родительница наказывали тебе совета моего слушать. Давай вместе подумаем... Ай – чего надумаем...
– Будет тебе пустое молоть... Сам знаешь... О чем?..
Федор Юрьевич не сразу ответил, – сел, распахнул шубу (старику в такой духоте трудно было дышать), цветным платком вытер лицо.
– Может, и не пустое пришел я молоть... Как знать, как знать...
Петр, сам не слыша своего голоса, так вдруг громко начал кричать, что за стеной в темной тронной зале часовой уронил ружье с испугу.
– В Бурмистерской палате толстосумы рассуждать стали: под Нарвой-де мы себя показали, воевать со шведом не можем... Мириться надо... В глаза мне не глядят... Я с ними вот как говорил... (Взял Федора Юрьевича за грудь, за кафтан, тряхнул.) Плачут: "Вели нам хоть на плаху, великий государь, а денег нет, оскудели..." О чем я думаю!.. Деньги нужны! Сутки думаю – где взять? (Отпустил его.) Ну? Дядя...
– Слушаю, Петр Алексеевич, мое слово потом будет.
Петр прищурился: "Гм!.." Походил, косясь на князя-кесаря, – и уже голосом полегче:
– Медь нужна... Лишние колокола – пустой трезвон, без него обойдутся, – колокола снимем, перельем... Акинфий Демидов с Урала пишет: чугуна пятьдесят тысяч пудов в болванках к весне будет... Но – деньги! Опять с посадских, с мужиков тянуть? Много ли вытянешь? Им и так дышать нечем, да и раньше года дани не собрать... А ведь есть золото и серебро, есть оно, – лежит втуне... (Петр Алексеевич еще не выговорил, а уж у Федора Юрьевича глаза стали пучиться, как у рака.) Знаю, что ответишь, дядя. За тобой поэтому и не посылал... Но эти деньги я возьму...
– Монастырской казны трогать сейчас нельзя, Петр Алексеевич...
Петр крикнул петушиным голосом:
– Почему?
– Не тот час... Сегодня – опасно... Я уж тебе и не говорю, каких людей ко мне едва не каждый день таскают... (Толстые пальцы Федора Юрьевича, лежавшие на колене, начали беспокойно шевелиться.) Московское купечество – верные твои слуги покуда... Что ж, испугались Нарвы... Всякий испугается... Поговорят, да и перестанут, – война им в выгоду... И денег дадут, только не горячись... А тронь сейчас монастыри, оплот-то их... На всех площадях юродивые закричат, что намедни-то Гришка Талицкий кричал на базаре с крыши. Знаешь? Ну, то-то... Монастырскую казну надо брать исподволь, без шума...
– Хитришь, дядя...
– А я – стар, чего мне хитрить...
– Деньги немедля нужны – хоть разбоем добыть...
– А много ли тебе?
Федор Юрьевич спросил и чуть усмехнулся. Петр опять, – "гм", пробежался по спаленке, закурил у свечи, пустил клуб другой и выговорил твердо:
– Два миллиона.
– А поменьше нельзя?
Петр сейчас же присел перед ним, стал трясти князя за колени:
– Будет тебе томить... Давай так, – монастыри я покуда не трону... Ладно? Есть деньги? Много?
– Завтра посмотрим...
– Сейчас... Поедем...
Федор Юрьевич взял шапку, тяжело поднялся:
– Ну, Бог с тобой... Если уж нужда крайняя... (По-медвежьему заковылял к двери.) Только никого с собой не бери, одни поедем...
...............................