Обломов - Часть вторая - Глава 8

Она даже видела и то, что, несмотря на ее молодость, ей принадлежит первая и главная роль в этой симпатии, что от него можно было ожидать только глубокого впечатления, страстно-ленивой покорности, вечной гармонии с каждым биением ее пульса, но никакого движения воли, никакой активной мысли.

Она мигом взвесила свою власть над ним, и ей нравилась эта роль путеводной звезды, луча света, который она разольет над стоячим озером и отразится в нем. Она разнообразно торжествовала свое первенство в этом поединке.

В этой комедии или трагедии, смотря по обстоятельствам, оба действующие лица являются почти всегда с одинаковым характером: мучителя или мучительницы и жертвы.

Ольга, как всякая женщина в первенствующей роли, то есть в роли мучительницы, конечно, менее других и бессознательно, но не могла отказать себе в удовольствии немного поиграть им по-кошачьи; иногда у ней вырвется, как молния, как нежданный каприз, проблеск чувства, а потом, вдруг, опять она сосредоточится, уйдет в себя; но больше и чаще всего она толкала его вперед, дальше, зная, что он сам не сделает ни шагу и останется неподвижен там, где она оставит его.

– Вы заняты были? – спросила она, вышивая какой-то лоскуток канвы.

"Сказал бы занят, да этот Захар!" – простонало у него в груди.

– Да, я читал кое-что, – небрежно отозвался он.

– Что ж, роман? – спросила она и подняла на него глаза, чтоб посмотреть, с каким лицом он станет лгать.

– Нет, я романов почти не читаю, – отвечал он очень покойно, – я читал "Историю открытий и изобретений".

"Слава Богу, что я пробежал сегодня лист книги!" – подумал он.

– По-русски? – спросила она.

– Нет, по-английски.

– А вы читаете по-английски?

– С трудом, но читаю. – А вы не были ли где-нибудь в городе? – спросил он больше затем, чтоб замять разговор о книгах.

– Нет, все дома. Я все здесь работаю, в этой аллее.

– Все здесь?

– Да, мне очень нравится эта аллея; я благодарна вам, что вы мне ее указали: здесь никто почти не ходит...

– Я вам ее не указывал, – перебил он, – мы, помните? случайно оба встретились в ней.

– Да, в самом деле.

Они замолчали.

– У вас ячмень совсем прошел? – спросила она, глядя ему прямо в правый глаз.

Он покраснел.

– Прошел теперь, слава Богу, – сказал он.

– Вы примачивайте простым вином, когда у вас зачешется глаз, – продолжала она, – ячмень и не сядет. Это няня научила меня.

"Что это она все о ячменях?" – подумал Обломов.

– Да не ужинайте, – прибавила она серьезно.

"Захар!" – шевельнулось у него в горле яростное воззвание к Захару.

– Стоит только поужинать хорошенько, – продолжала она, не поднимая глаз с работы, – да полежать дня три, особенно на спине, непременно сядет ячмень.

"Ду...р...р...ак!" – грянуло внутри Обломова обращение к Захару.

– Что это вы работаете? – спросил он, чтоб переменить разговор.

– Сонетку, – сказала она, развертывая свиток канвы и показав ему узор, – барону. Хорошо?

– Да, очень хорошо, узор очень мил. Это ветка сирени?

– Кажется... да, – небрежно отвечала она. – Я выбрала наугад, какой попался... – и, покраснев немного, проворно свернула канву.

"Однако это скучно, если это так продолжится, если из нее ничего добыть нельзя, – думал он, – другой, – Штольц, например, добыл бы, а я не умею".

Он нахмурился и сонно смотрел вокруг. Она посмотрела на него, потом положила работу в корзинку.