Волки и овцы - Действие первое
Павлин. А так же – ни слова, да и все тут. Пройдут барышня в гостиную, чаю накушаются, я им доклад сделаю; тогда вам всем резолюция и выдет. Как же вы хотите, чтоб праздничное дело, утром, да сейчас за суету? Барышня в это время тишину любят и чтоб никто их не беспокоил, особливо об деньгах. Вы то подумайте: когда они приедут из собора, сядут в размышлении и подымут глазки кверху, где душа их в это время бывает?
Подрядчик. Высоко, Павлин Савельич, высоко.
Староста. Уж так-то высоко, что ах!
Павлин. Ну, вот то-то же! (Маляру.) А ты с умброй! Эх, сырье! Когда вы отмякнете сколько-нибудь? Деньги деньгами, а тоже и время надо знать. Мы суеты всеми мерами избегать стараемся; а он за бычка-опоечка получать пришел. Ну, ступайте на свое место.
Крестьяне и мастеровые уходят. Входит Чугунов с портфелем.
Явление второе
Павлин, Чугунов – у двери в переднюю, подрядчик, маляр, столяр, староста, потом Корнилий.
Чугунов (указывая глазами на толпу). Набралось гостей со всех волостей.
Павлин (нюхая табак). Комиссия, сударь.
Чугунов. Дай-ка березинского-то!
Павлин (подавая табакерку). Пожалуйте.
Чугунов (понюхав). Разбор делаешь: кому – подожди, кому – после приди?
Павлин. Перемежка в деньгах, сударь.
Чугунов. Это бывает. Перед деньгами, говорят.
Павлин. Дай-то бог! Женское дело, сударь... От женского ума порядков больших и требовать нельзя.
Чугунов. Ну, не скажи! У Меропы Давыдовны ее женского ума на пятерых мужчин хватит.
Павлин. Как же возможно против мужчины! Кабы столько ума было, так за вами бы не посылали; а то чуть кляузное дело, сейчас за вами и шлют.
Чугунов. Да на кляузы разве ум нужен? Будь ты хоть семи пядей во лбу, да коли законов не знаешь...
Павлин. Понимаю я-с. Да от большого ума кляуз-то заводить не следует. Конечно, осуждать господ мы не можем, а и похвалить нельзя. У Меропы Давыдовны такой характер: с кем из знакомых размолвка – сейчас тяжбу заводить. Помилуйте, знакомство большое, размолвки частые, – только и знаем, что судимся.
Чугунов. Да, другой раз просто не из чего дело затеваем.
Павлин. Только что от всех знакомых господ неудовольствия.
Чугунов. Да ведь мы никого не обидели: нам все отказывают, еще ни одного дела не выиграли.
Павлин. Так ведь убытку много: протори платим да подьячих кормим.
Чугунов. Кто ж их кормить-то будет? Ведь и они кушать хотят, люди тоже.
Павлин. Не считаю я их за людей, сударь.
Чугунов. Напрасно. Ведь и я подьячий, Павлин Савельич.
Павлин. Знаю-с.
Чугунов. А знаете, так будьте поучтивее. У меня таких-то хамов, как вы, полтораста животов было.
Павлин. Было, да прошло.
Чугунов. Да, прошло; был барином, а теперь вот сутягой стал да холопские разговоры слушаю.
Павлин. Нельзя и не говорить; поневоле скажешь, коли вы барышню только смущаете. Можно вам теперь, сударь, кляузы-то бросить и опять барином зажить: золотое дело имеете.
Чугунов. Имею.
Павлин. По милости нашей барышни у госпожи Купавиной всем имением управляете, – ведь это легко сказать! Да оно и видно: и домик обстроили, и лошадок завели, да и деньги, говорят...
Чугунов. Заговорили уж, позавидовали!
Павлин. Нет, что ж, давай бог, наживайтесь!
Чугунов. Да и наживусь, и наживусь. Разговаривай еще! Посмотрю, что ль, я на кого! Я видал нужду-то, в чем она ходит. Мундир-то мой помнишь, давно ль я его снял? Так вытерся, что только одни нитки остались; сарафан ли это, мундир ли, не скоро разберешь.
Павлин. Барыня молодая, добрая, понятия ни об чем не имеют; тут коли совесть не зазрит...