Три встречи

Vieni, pensando a me segretamente...

– А это нам неизвестно. Может, и богаты.

– Как их зовут? – пробормотал он. – А бог их знает, как их зовут! Старшую-то, кажись, Анной Федоровной, а другую-то... Нет, ту не знаю, как зовут.

Зная по опыту, что из русского человека, когда он примется отвечать таким образом, нет никакой возможности извлечь что-нибудь толковое (притом же мой хозяин только что было завалился спать и перед каждым ответом слегка покачивался вперед, с младенческим изумлением расширяя глаза и с трудом расклеивая губы, смазанные медом первого сладкого сна), – я махнул рукой и, отказавшись от ужина, пошел в сарай.

– Да что вам такое надо?

– Вот как! И кроме их, никто к вам не приехал?

Лукьяныч повернул ко мне свое худое лицо и молча приподнял фуражку.

– За что же? Не извольте беспокоиться – много благодарны за расположенье, а хлеба с нас и в краюхе будет. И той, пожалуй, не доешь – какой час выдет.

– Так как же, братец?

– В доме, ты говоришь, никого нет; можешь ты показать мне его? Я бы очень был тебе благодарен.

– Кладовая? Нельзя ли ее посмотреть?..

– Ну, насмотрелись? – угрюмо спросил меня Лукьяныч.

Через час я уже ехал домой, рассерженный и раздраженный.

– Н-нет, – произнес малый с расстановкой, – он того... как бы вам... того... сказать...

– Да отчего он это удавился?

– Как же, как же, – возразил я, – я знаю ваше Михайловское. Вы там бываете?..

– Скажите, – начал я, – ведь у вас там, кажется, в том же году случилось несчастье. Лукьяныч...

– Я? – возразила Пелагея с некоторым недоумением .

– Но что мне спеть вам?

Она вся затрепетала и быстро обернулась ко мне. Глаза наши так близко встретились, что я мог заметить, как испуг расширил ее зрачки. С недоумением, слабо протянув одну руку, смотрела она на меня.