Три встречи - Глава 1

– Все-таки покажи мне ее, пожалуйста, старик, – сказал я, хоть внутренно стыдился своей неприличной настойчивости. – Я вот, видишь ли, я желал бы... я хочу у себя в деревне точно такой дом...

Мне стало совестно: я не мог докончить начатой речи.

Лукьяныч стоял, наклонив на грудь седую голову, и как-то странно посматривал на меня исподлобья.

– Покажи, – проговорил я.

– Ну, извольте, – возразил он, наконец, достал ключ и неохотно отпер дверь.

Я заглянул в кладовую. В ней действительно не было ничего замечательного. На стенах висели старые портреты, с мрачными, почти черными лицами и злыми глазами. На полу валялся всякий хлам.

– Ну, насмотрелись? – угрюмо спросил меня Лукьяныч.

– Да; спасибо! – торопливо возразил я.

Он захлопнул дверь. Я вышел в переднюю, а из передней на двор.

Лукьяныч проводил меня, пробормотал: "Прощенья просим-с", – и пошел в свой флигелек.

– А какая это у вас госпожа вчера гостила? – крикнул я ему вслед. – Я ее сегодня встретил в роще!

Я надеялся озадачить его моим внезапным вопросом, вызвать необдуманный ответ. Но старик только глухо засмеялся и, уходя к себе, хлопнул дверью.

Я отправился назад в Глинное. Мне было неловко, как пристыженному мальчику.

"Нет, – сказал я самому себе, – видно, мне не добиться разрешения этой загадки. Бог с ней! Не стану больше думать обо всем этом".

Через час я уже ехал домой, рассерженный и раздраженный.

Прошла неделя. Как ни старался я отгонять от себя прочь воспоминание о незнакомке, о ее спутнике, о моих встречах с ними, – оно то и дело возвращалось и приставало ко мне со всей докучной настойчивостью послеобеденной мухи... Лукьяныч, с своими таинственными взглядами и сдержанными речами, с своей холодно-печальной улыбкой, тоже беспрестанно приходил мне на память. Самый дом, когда я вспоминал о нем, самый тот дом, казалось, хитро и тупо поглядывал на меня сквозь свои полузакрытые ставни и как будто поддразнивал меня, как будто говорил мне: а все же ты ничего не узнаешь! Я, наконец, не выдержал и в один прекрасный день поехал в Глинное, а из Глинного отправился пешком... куда? читатель легко догадается.

Я должен сознаться, что, подходя к таинственной усадьбе, я чувствовал довольно сильное волненье. В наружности дома не произошло никакой перемены: те же закрытые окна, тот же унылый и осиротелый вид; только на лавочке, перед флигелем, вместо старика Лукьяныча сидел какой-то молодой дворовый парень лет двадцати, в длинном нанковом кафтане и красной рубахе. Он сидел, положив на ладонь кудрявую голову, и дремал, изредка покачиваясь и вздрагивая.

– Здравствуй, брат! – промолвил я громко.

Он тотчас вскочил и выпучил на меня свои оторопелые глаза.

– Здравствуй, брат! – повторил я, – а где старик?

– Какой старик? – медленно проговорил малый.

– Лукьяныч.

– А, Лукьяныч! – Он глянул в сторону. – Вам Лукьяныча надо?

– Да, Лукьяныча. Что он, дома?

– Н-нет, – произнес малый с расстановкой, – он того... как бы вам... того... сказать...

– Нездоров он, что ли?

– Нет.

– Так что же?

– Да его совсем нет.

– Как нет?

– Так. С ним такое... недоброе приключилось.

– Он умер? – спросил я с изумлением.

– Удавился.

– Удавился! – с испугом воскликнул я и всплеснул руками.

Мы оба молча посмотрели в глаза друг другу.

– Давно ли? – проговорил я наконец.

– Да вот пятый день сегодня. Вчера его хоронили.

– Да отчего он это удавился?