Записки охотника - Контора
– Экой несговорчивый какой, – пробормотал купец. – Этак я лучше сам с барыней покончу.
– Как хотите, – отвечал толстяк, – давно бы так. Что, в самом деле, вам беспокоиться?.. И гораздо лучше!
– Ну, полно, полно, Николай Еремеич. Уж сейчас и рассердился! Я ведь эфто так сказал.
– Нет, что ж в самом деле...
– Полно же, говорят... Говорят, пошутил. Ну, возьми свои три с половиной, что с тобой будешь делать.
– Четыре бы взять следовало, да я, дурак, поторопился, – проворчал толстяк.
– Так там, в доме-то, шесть с половиною-с, Николай Еремеич, – за шесть с половиной хлеб отдается?
– Шесть с половиной, уж сказано.
– Ну, так по рукам, Николай Еремеич (купец ударил своими растопыренными пальцами по ладони конторщика). И с богом! (Купец встал.) Так я, батюшка Николай Еремеич, теперь пойду к барыне-с и об себе доложить велю-с, и так уж я и скажу: Николай Еремеич, дескать, за шесть с полтиною-с порешили-с.
– Так и скажите, Гаврила Антоныч.
– А теперь извольте получить.
Купец вручил приказчику небольшую пачку бумаги, поклонился, тряхнул головой, взял свою шляпу двумя пальчиками, передернул плечами, придал своему стану волнообразное движение и вышел, прилично поскрипывая сапожками. Николай Еремеич подошел к стене и, сколько я мог заметить, начал разбирать бумаги, врученные купцом. Из двери высунулась рыжая голова с густыми бакенбардами.
– Ну, что? – спросила голова, – все как следует?
– Все как следует.
– Сколько?
Толстяк с досадой махнул рукой и указал на мою комнату.
– А, хорошо! – возразила голова и скрылась.
Толстяк подошел к столу, сел, раскрыл книгу, достал счеты и начал откидывать и прикидывать костяшки, действуя не указательным, но третьим пальцем правой руки: оно приличнее.
Вошел дежурный.
– Что тебе?
– Сидор приехал из Голоплек.
– А! ну, позови его. Постой, постой... Поди сперва посмотри, что тот, чужой-то барин, спит все или проснулся.
Дежурный осторожно вошел ко мне в комнату. Я положил голову на ягдташ, заменявший мне подушку, и закрыл глаза.
– Спит, – прошептал дежурный, вернувшись в контору.
Толстяк поворчал сквозь зубы.
– Ну, позови Сидора, – промолвил он наконец.
Я снова приподнялся. Вошел мужик огромного роста, лет тридцати, здоровый, краснощекий, с русыми волосами и небольшой курчавой бородой. Он помолился на образ, поклонился главному конторщику, взял свою шляпу в обе руки и выпрямился.
– Здравствуй, Сидор, – проговорил толстяк, постукивая счетами.
– Здравствуйте, Николай Еремеич.
– Ну, что, какова дорога?
– Хороша, Николай Еремеич. Грязновата маленько. (Мужик говорил нескоро и негромко.)
– Жена здорова?
– Что ей деется!
Мужик вздохнул и ногу выставил. Николай Еремеич заложил перо за ухо и высморкнулся.
– Что ж, зачем приехал? – продолжал он спрашивать, укладывая клетчатый платок в карман.
– Да слышь, Николай Еремеич, с нас плотников требуют.
– Ну, что ж, нет их у вас, что ли?
– Как им не быть у нас, Николай Еремеич: дача лесная – известно. Да пора-то рабочая, Николай Еремеич.
– Рабочая пора! То-то, вы охотники на чужих работать, а на свою госпожу работать не любите... Все едино!
– Работа-то все едино, точно, Николай Еремеич... да что...
– Ну?
– Плата больно... того...
– Мало чего нет! Вишь, как вы избаловались. Поди ты!
– Да и то сказать, Николай Еремеич, работы-то всего на неделю будет, а продержат месяц. То материалу не хватит, а то и в сад пошлют дорожки чистить.
– Мало ли чего нет! Сама барыня приказать изволила, так тут нам с тобой рассуждать нечего.