Очарованный странник - Глава 10

Я согласился и жил отлично целые три года, не как раб и наемник, а больше как друг и помощник, и если бы не выходы меня одолели, так я мог бы даже себе капитал собрать, потому что, по ремонтирскому заведению, какой заводчик ни приедет, сейчас сам с ремонтером знакомится, а верного человека подсылает к конэсеру, чтобы как возможно конэсера на свою сторону задобрить, потому что заводчики знают, что вся настоящая сила не в ремонтере, а в том, если который имеет при себе настоящего конэсера. Я же был, как докладывал вам, природный конэсер и этот долг природы исполнял совестно: ни за что я того, кому служу, обмануть не мог. И мой князь это чувствовал и высоко меня уважал, и мы жили с ним во всем в полной откровенности. Он, бывало, если проиграется где-нибудь ночью, сейчас утром как встанет, идет в архалучке ко мне в конюшню и говорит:

"Ну что, почти полупочтеннейший мой Иван Северьяныч! Каковы ваши дела?" – он все этак шутил, звал меня почти полупочтенный, но почитал, как увидите, вполне.

А я знал, что это обозначает, если он с такой шуткой идет, и отвечу, бывало:

"Ничего, мол: мои дела, слава богу, хороши, а не знаю, как ваше сиятельство, каковы ваши обстоятельства?"

"Мои, – говорит, – так довольно гадки, что даже хуже требовать не надо".

"Что же это такое, мол, верно, опять вчера продулись по-анамеднешнему?"

"Вы, – отвечает, – изволили отгадать, мой полупочтеннейший, продулся я-с, продулся".

"А на сколько, – спрашиваю, – вашу милость облегчило?"

Он сейчас же и ответит, сколько тысяч проиграл, а я покачаю головою да говорю:

"Продрать бы ваше сиятельство хорошо, да некому".

Он рассмеется и говорит:

"То и есть, что некому".

"А вот ложитесь, мол, на мою кроватку, я вам чистенький кулечек в голову положу, а сам вас постегаю".

Он, разумеется, и начнет подъезжать, чтобы я ему на реванж денег дал.

"Нет, ты, – говорит, – лучше меня не пори, а дай-ка мне из расходных денег на реванжик: я пойду отыграюсь и всех обыграю".

"Ну уж это, – отвечаю, – покорно вас благодарю, нет уже, играйте, да не отыгрывайтесь".

"Как, благодаришь? – начнет смехом, а там уже пойдет сердиться: – Ну, пожалуйста, – говорит, – не забывайся, прекрати надо мною свою опеку и подай деньги".

Мы спросили Ивана Северьяныча, давал ли он своему князю на реванж?

– Никогда, – отвечал он. – Я его, бывало, либо обману: скажу, что все деньги на овес раздал, либо просто со двора сбегу.

– Ведь он на вас небось, за это сердился?

– Сердился-с; сейчас, бывало, объявляет: "Кончено-с; вы у меня, полупочтеннейший, более не служите".

Я отвечаю:

"Ну и что же такое, и прекрасно. Пожалуйте мой паспорт".

"Хорошо-с, – говорит, – извольте собираться: завтра получите ваш паспорт".

Но только назавтра у нас уже никогда об этом никакого разговору больше не было. Не более как через какой-нибудь час он, бывало, приходит ко мне совсем в другом расположении и говорит:

"Благодарю вас, мой премного-малозначащий, что вы имели характер и мне на реванж денег не дали".

И так он это всегда после чувствовал, что если и со мною что-нибудь на моих выходах случалось, так он тоже как брат ко мне снисходил.

– А с вами что же случалось?

– Я же вам объяснял, что выходы у меня бывали.

– А что это значит выходы?