Анна Каренина - Часть шестая - Глава 2
– Нет, вы поймите, мама, почему для него и для нее лучше нельзя придумать. Первое – она прелесть! – сказала Кити, загнув один палец.
– Она очень нравится ему, это верно, – подтвердила Долли.
– Потом второе: он такое занимает положение в свете, что ему ни состояние, ни положение в свете его жены совершенно не нужны. Ему нужно одно – хорошую, милую жену, спокойную.
– Да, уж с ней можно быть спокойным, – подтвердила Долли.
– Третье, чтоб она его любила. И это есть... То есть это так бы хорошо было!.. Жду, что вот они явятся из леса, и все решится. Я сейчас увижу по глазам. Я бы так рада была! Как ты думаешь, Долли?
– Да ты не волнуйся. Тебе совсем не нужно волноваться, – сказала мать.
– Да я не волнуюсь, мама. Мне кажется, что он нынче сделает предложение.
– Ах, это так странно, как и когда мужчина делает предложение... Есть какая-то преграда, и вдруг она прорвется, – сказала Долли, задумчиво улыбаясь и вспоминая свое прошедшее со Степаном Аркадьичем.
– Мама, как вам папа сделал предложение? – вдруг спросила Кити.
– Ничего необыкновенного не было, очень просто, – отвечала княгиня, но лицо ее все просияло от этого воспоминания.
– Нет, но как? Вы все-таки его любили, прежде чем вам позволили говорить?
Кити испытывала особенную прелесть в том, что она с матерью теперь могла говорить, как с равною, об этих самых главных вопросах в жизни женщины.
– Разумеется, любила; он ездил к нам в деревню.
– Но как решилось? Мама?
– Ты думаешь, верно, что вы что-нибудь новое выдумали? Все одно: решилось глазами, улыбками...
– Как вы это хорошо сказали, мама! Именно глазами и улыбками, – подтвердила Долли.
– Но какие слова он говорил?
– Какие тебе Костя говорил?
– Он писал мелом. Это было удивительно... Как это мне давно кажется! – сказала она.
И три женщины задумались об одном и том же. Кити первая прервала молчание. Ей вспомнилась вся эта последняя пред ее замужеством зима и ее увлечение Вронским.
– Одно... это прежняя пассия Вареньки, – сказала она, по естественной связи мысли вспомнив об этом. – Я хотела сказать как-нибудь Сергею Ивановичу, приготовить его. Они, все мужчины, – прибавила она, – ужасно ревнивы к нашему прошедшему.
– Не все, – сказала Долли. – Ты это судишь по своему мужу. Он до сих пор мучается воспоминанием о Вронском. Да? Правда ведь?
– Правда, – задумчиво улыбаясь глазами, отвечала Кити.
– Только я не знаю, – вступилась княгиня-мать за свое материнское наблюдение за дочерью, – какое же твое прошедшее могло его беспокоить? Что Вронский ухаживал за тобой? Это бывает с каждою девушкой.
– Ну, да не про это мы говорим, – покраснев, сказала Кити.
– Нет, позволь, – продолжала мать, – и потом ты сама не хотела мне позволить переговорить с Вронским. Помнишь?
– Ах, мама! – с выражением страдания сказала Кити.
– Теперь вас не удержишь... Отношения твои и не могли зайти дальше, чем должно; я бы сама вызвала его. Впрочем, тебе, моя душа, не годится волноваться. Пожалуйста, помни это и успокойся.
– Я совершенно спокойна, maman.
– Как счастливо вышло тогда для Кити, что приехала Анна, – сказала Долли, – и как несчастливо для нее. Вот именно наоборот, – прибавила она, пораженная своею мыслью. – Тогда Анна так была счастлива, а Кити себя считала несчастливой. Как совсем наоборот! Я часто о ней думаю.
– Есть о ком думать! Гадкая, отвратительная женщина, без сердца, – сказала мать, не могшая забыть, что Кити вышла не за Вронского, а за Левина.