Хаджи-Мурат - Глава 24

Месяц светил взад приезжему, так что Марья Дмитриевна узнала его только тогда, когда он почти поравнялся с ними. Это был офицер Каменев, служивший прежде вместе с Иваном Матвеевичем, и потому Марья Дмитриевна знала его.

– Петр Николаевич, вы? – обратилась к нему Марья Дмитриевна.

– Я самый, – сказал Каменев. – А, Бутлер! Здравствуйте! Не спите еще? Гуляете с Марьей Дмитриевной? Смотрите, Иван Матвеевич вам задаст. Где он?

– А вот слышите, – сказала Марья Дмитриевна, указывая в ту сторону, из которой неслись звуки тулумбаса и песни. – Кутят.

– Это что же, ваши кутят?

– Нет, пришли из Хасав-Юрта, вот и угощаются.

– А, это хорошее дело. И я поспею. Я к нему ведь только на минуту.

– Что же, дело есть? – спросил Бутлер.

– Есть маленькое дельце.

– Хорошее или дурное?

– Кому как! Для нас хорошее, кое для кого скверное, – и Каменев засмеялся.

В это время и пешие и Каменев подошли к дому Ивана Матвеевича.

– Чихирев! – крикнул Каменев казаку. – Подъезжай-ка.

Донской казак выдвинулся из остальных и подъехал. Казак был в обыкновенной донской форме, в сапогах, шинели и с переметными сумами за седлом.

– Ну, достань-ка штуку, – сказал Каменев, слезая с лошади.

Казак тоже слез с лошади и достал из переметной сумы мешок с чем-то, Каменев взял из рук казака мешок и запустил в него руку.

– Так показать вам новость? Вы не испугаетесь? – обратился он к Марье Дмитриевне.

– Чего же бояться? – сказала Марья Дмитриевна.

– Вот она, – сказал Каменев, доставая человеческую голову и выставляя ее на свет месяца. – Узнаете?

Это была голова, бритая, с большими выступами черепа над глазами и черной стриженой бородкой и подстриженными усами, с одним открытым, другим полузакрытым глазом, с разрубленным и недорубленным бритым черепом, с окровавленным запекшейся черной кровью носом. Шея была замотана окровавленным полотенцем. Несмотря на все раны головы, в складе посиневших губ было детское доброе выражение.

Марья Дмитриевна посмотрела и, ничего не сказав, повернулась и быстрыми шагами ушла в дом.

Бутлер не мог отвести глаз от страшной головы. Это была голова того самого Хаджи-Мурата, с которым он так недавно проводил вечера в таких дружеских беседах.

– Как же это? Кто его убил? Где? – спросил он.

– Удрать хотел, поймали, – сказал Каменев и отдал голову казаку, а сам вошел в дом вместе с Бутлером.

– И молодцом умер, – сказал Каменев.

– Да как же это все случилось?

– А вот погодите, Иван Матвеевич придет, я все подробно расскажу. Ведь я затем послан. Развожу по всем укреплениям, аулам, показываю.

Было послано за Иваном Матвеевичем, и он, пьяный, с двумя также сильно выпившими офицерами, вернулся в дом и принялся обнимать Каменева.

– А я к вам, – сказал Каменев. – Хаджи-Мурата голову привез.

– Врешь! Убили?

– Да, бежать хотел.

– Я говорил, что надует. Так где же она? Голова-то? Покажи-ка.

Кликнули казака, и он внес мешок с головой. Голову вынули, и Иван Матвеевич пьяными глазами долго смотрел на нее.

– А все-таки молодчина был, – сказал он. – Дай я его поцелую.

– Да, правда, лихая была голова, – сказал один из офицеров.

Когда все осмотрели голову, ее отдали опять казаку. Казак положил голову в мешок, стараясь опустить на пол так, чтобы она как можно слабее стукнула.

– А что ж ты, Каменев, приговариваешь что, когда показываешь? – говорил один офицер.

– Нет, дай я его поцелую. Он мне шашку подарил, – кричал Иван Матвеевич.