Севастопольские рассказы

Раненый поворачивает зрачки на ваш голос, но не видит и не понимает вас.

– Не на ваши деньги напился, что попрекаете.

– Eh bien, messieurs, je crois que cela chauffera cette nuit [3], – сказал Калугин, выходя от генерала.

– Звездочки-то, звездочки так и катятся, – глядя на небо, прервала девочка молчание, последовавшее за словами Никиты, – вон, вон еще скатилась! К чему это так? а, маынька?

– Ранен, ваше благородие!

– Шел скоро очень, ваше превосходительство!

– Ах, братец, ужасно! можешь себе представить... – И Пест стал рассказывать, как он вел всю роту, как ротный командир был убит, как он заколол француза и что ежели бы не он, то ничего бы не было и т. д.

"Может быть так же недоверчиво улыбнутся и моей ране, да еще скажут что-нибудь", – подумал штабс-капитан и решительно, несмотря на доводы барабанщика, пошел назад к роте.

Барон Пест тоже пришел на бульвар. Он рассказывал, что был на перемирии и говорил с французскими офицерами, что будто один французский офицер сказал ему: "S'il n'avait pas fait clair encore pendant une demi-heure, les embuscades auraient été reprises" [4], и как он отвечал ему: "Monsieur! je ne dis pas non, pour ne pas vous donner un démenti" [5], и как хорошо он сказал и т. д.

Герой же моей повести, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен, – правда.

– Вы всегда испортите! – перебил его с досадой старший. – Вы только мешаете мне; надо уметь с ними говорить. Вот он и потерял уваженье. Лошадей сию минуту, я говорю!

– Я знаю, что главное – свидетельство; но мне в Москве сенатор один – он мне дядя, – как я у него был, он сказал, что тут дадут, а то бы он сам мне дал. Так дадут так?

Младший вдруг покраснел и замялся.

– Неужели это уж Севастополь? – спросил меньшой брат, когда они поднялись на гору и перед ними открылись бухта с мачтами кораблей, море с Неприятельским далеким флотом, белые приморские батареи, казармы, водопроводы, доки и строения города, и белые, лиловые облака дыма, беспрестанно поднимавшиеся по желтым горам, окружающим город, и стоявшие в синем небе, при розоватых лучах солнца, уже с блеском отражавшегося и спускавшегося к горизонту темного моря.

Комиссионер посмотрел на него и отвернулся.

Войдя в первую комнату, обставленную койками, на которых лежали раненые, и пропитанную этим тяжелым, отвратительно-ужасным гошпитальным запахом, они встретили двух сестер милосердия, выходивших им навстречу.

Пройдя еще несколько шагов, они вышли на площадь. Николаев молчал и вздыхал.

Но вот уже последняя траншея, вот и голос солдатика П. полка, узнавшего своего прежнего ротного командира, вот и третий батальон стоит в темноте, прижавшись у стенки, изредка на мгновение освещаемый выстрелами и слышный сдержанным говором и побрякиванием ружей.

Козельцов выпил водки и подсел к играющим.

– Да и не будет ничего, – заговорил Дяденко, – я вам доказывал это прежде.