Воскресение - Часть первая - Глава 50

Проснувшись на другой день утром, Нехлюдов вспомнил все то, что было накануне, и ему стало страшно.

Но, несмотря на этот страх, он, больше чем когда-нибудь прежде, решил, что будет продолжать начатое.

С этим чувством сознания своего долга он выехал из дома и поехал к Масленникову – просить его разрешения ему посещения в остроге, кроме Масловой, еще и той старушки Меньшовой с сыном, о которой Маслова просила его. Кроме того, он хотел просить о свидании с Богодуховской, которая могла быть полезна Масловой.

Нехлюдов знал Масленникова еще давно по полку. Масленников был тогда казначеем полка. Это был добродушнейший, исполнительнейший офицер, ничего не знавший и не хотевший знать в мире, кроме полка и царской фамилии. Теперь Нехлюдов застал его администратором, заменившим полк губернией и губернским правлением. Он был женат на богатой и бойкой женщине, которая и заставила его перейти из военной в статскую службу.

Она смеялась над ним и ласкала его, как свое прирученное животное. Нехлюдов в прошлую зиму был один раз у них, но ему так неинтересна показалась эта чета, что ни разу после он не был.

Масленников весь рассиял, увидав Нехлюдова. Такое же было жирное и красное лицо, и та же корпуленция, и такая же, как в военной службе, прекрасная одежда. Там это был всегда чистый, по последней моде облегавший его плечи и грудь мундир или тужурка; теперь это было по последней моде статское платье, так же облегавшее его сытое тело и выставлявшее широкую грудь. Он был в виц-мундире. Несмотря на разницу лет (Масленникову было под сорок), они были на "ты".

– Ну вот, спасибо, что приехал. Пойдем к жене. А у меня как раз десять минут свободных перед заседанием. Принципал ведь уехал. Я правлю губернией, – сказал он с удовольствием, которого не мог скрыть.

– Я к тебе по делу.

– Что такое? – вдруг, как будто насторожившись, испуганным и несколько строгим тоном сказал Масленников.

– В остроге есть одно лицо, которым я очень интересуюсь (при слове острог лицо Масленникова сделалось еще более строго), и мне хотелось бы иметь свидание не в общей, а в конторе, и не только в определенные дни, но и чаще. Мне сказали, что это от тебя зависит.

– Разумеется, mon cher [1], я все готов для тебя сделать, – дотрагиваясь обеими руками до его колен, сказал Масленников, как бы желая смягчить свое величие, – это можно, но, видишь ли, я калиф на час.

– Так ты можешь дать мне бумагу, чтобы я мог видеться с нею?

– Это женщина?

– Да.

– Так за что ж она?

– За отравление. Но она неправильно осуждена.

– Да, вот тебе и правый суд, ils n'en font point d'autres [2], – сказал он для чего-то по-французски. – Я знаю, ты не согласен со мною, но что же делать, c'est mon opinion bien arrêtée [3], – прибавил он, высказывая мнение, которое он в разных видах в продолжение года читал в ретроградной, консервативной газете. – Я знаю, ты либерал.

– Не знаю, либерал ли я или что другое, – улыбаясь, сказал Нехлюдов, всегда удивлявшийся на то, что все его причисляли к какой-то партии и называли либералом только потому, что он, судя человека, говорил, что надо прежде выслушать его, что перед судом все люди равны, что не надо мучать и бить людей вообще, а в особенности таких, которые не осуждены. – Не знаю, либерал ли я или нет, но только знаю, что теперешние суды, как они ни дурны, все-таки лучше прежних.

– А кого ты взял в адвокаты?

– Я обратился к Фанарину.