Воскресение - Часть третья - Глава 25

Она сказала ему то самое, что он только что говорил себе, но теперь уже он этого не думал, а думал и чувствовал совсем другое. Ему не только было стыдно, но было жалко всего того, что он терял с нею.

– Я не ожидал этого, – сказал он.

– Что же вам тут жить и мучаться. Довольно вы помучались, – сказала она и странно улыбнулась.

– Я не мучался, а мне хорошо было, и я желал бы еще служить вам, если бы мог.

– Нам, – она сказала: "Нам" – и взглянула на Нехлюдова, – ничего не нужно. Вы уж и так сколько для меня сделали. Если бы не вы... – Она хотела что-то сказать, и голос ее задрожал.

– Меня-то уж вам нельзя благодарить, – сказал Нехлюдов.

– Что считаться? Наши счеты Бог сведет, – проговорила она, и черные глаза ее заблестели от вступивших в них слез.

– Какая вы хорошая женщина! – сказал он.

– Я-то хорошая? – сказала она сквозь слезы, и жалостная улыбка осветила ее лицо.

– Are you ready? [1] – спросил между тем англичанин.

– Directly [2], – ответил Нехлюдов и спросил ее о Крыльцове.

Она оправилась от волнения и спокойно рассказала, что знала: Крыльцов очень ослабел дорогой, и его тотчас же поместили в больницу. Марья Павловна очень беспокоилась, просилась в больницу в няньки, но ее не пускали.

– Так мне идти? – сказала она, заметив, что англичанин дожидается.

– Я не прощаюсь, я еще увижусь с вами, – сказал Нехлюдов.

– Простите, – сказала она чуть слышно. Глаза их встретились, и в странном косом взгляде и жалостной улыбке, с которой она сказала это не "прощайте", а "простите", Нехлюдов понял, что из двух предположений о причине ее решения верным было второе: она любила его и думала, что, связав себя с ним, она испортит его жизнь, а уходя с Симонсоном, освобождала его и теперь радовалась тому, что исполнила то, что хотела, и вместе с тем страдала, расставаясь с ним.

Она пожала его руку, быстро повернулась и вышла.

Нехлюдов оглянулся на англичанина, готовый идти с ним, но англичанин что-то записывал в свою записную книжку. Нехлюдов, не отрывая его, сел на деревянный диванчик, стоявший у стены, и вдруг почувствовал страшную усталость. Он устал не от бессонной ночи, не от путешествия, не от волнения, а он чувствовал, что страшно устал от всей жизни. Он прислонился к спинке дивана, на котором сидел, закрыл глаза и мгновенно заснул тяжелым, мертвым сном.

– Что же, угодно теперь пройти по камерам? – спросил смотритель.

Нехлюдов очнулся и удивился тому, где он. Англичанин кончил свои записи и желал осмотреть камеры. Нехлюдов, усталый и безучастный, пошел за ним.