Война и мир. Том третий - Часть вторая - Глава 17

– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur [7].

– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.

– Ну, хорошо! Нельзя говорить, как скучно!

– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [8] – вставая, сказал сердито Пьер.

– Полноте, граф. Вы знаете!

– Ничего не знаю, – сказал Пьер.

– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому... Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chère Véra! [9]

– Non, madame [10], – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость...

– Qui s'excuse – s'accuse [11], – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Болконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?

– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.

– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром уедет в подмосковную с племянником.

– Ну что она, как? – сказал Пьер.

– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее.

– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.

– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme [12].

– Штраф! Штраф! Штраф!

– Но как же это по-русски сказать?..