История одного города - Голодный город
Базары опустели, продавать было нечего, да и некому, потому что город обезлюдел. "Кои померли, – говорит летописец, – кои, обеспамятев, разбежались кто куда". А бригадир между тем все не прекращал своих беззаконий и купил Аленке новый драдедамовый платок. Сведавши об этом, глуповцы опять встревожились и целой громадой ввалили на бригадиров двор.
– А ведь это поди ты не ладно, бригадир, делаешь, что с мужней женой уводом живешь! – говорили они ему, – да и не затем ты сюда от начальства прислан, чтоб мы, сироты, за твою дурость напасти терпели!
– Потерпите, братики! всего вдоволь будет! – вертелся бригадир.
– То-то! мы терпеть согласны! Мы люди привышные! А только ты, бригадир, об этих наших словах подумай, потому не ровен час: терпим-терпим, а тоже и промеж нас глупого человека не мало найдется! Как бы чего не сталось!
Громада разошлась спокойно, но бригадир крепко задумался. Видит и сам, что Аленка всему злу заводчица, а расстаться с ней не может. Послал за батюшкой, думая в беседе с ним найти утешение, но тот еще больше обеспокоил, рассказавши историю об Ахаве и Иезавели.
– И доколе не растерзали ее псы, весь народ изгиб до единого! – заключил батюшка свой рассказ.
– Очнись, батя! ужли ж Аленку собакам отдать! – испугался бригадир.
– Не к тому о сем говорю! – объяснился батюшка, – однако и о нижеследующем не излишне размыслить: паства у нас равнодушная, доходы малые, провизия дорогая... где пастырю-то взять, господин бригадир?
– Ох! за грехи меня, старого, бог попутал! – простонал бригадир и горько заплакал.
И вот, сел он опять за свое писанье; писал много, писал всюду.
Рапортовал так: коли хлеба не имеется, так, по крайности, пускай хоть команда прибудет. Но ни на какое свое писание ни из какого места ответа не удостоился.
А глуповцы с каждым днем становились назойливее и назойливее.
– Что? получил, бригадир, ответ? – спрашивали они его с неслыханной наглостью.
– Не получил, братики! – отвечал бригадир.
Глуповцы смотрели ему "нелепым обычаем" в глаза и покачивали головами.
– Гунявый ты! вот что! – укоряли они его, – оттого тебе, гаденку, и не отписывают! не стоишь!
Одним словом, вопросы глуповцев делались из рук вон щекотливыми. Наступила такая минута, когда начинает говорить брюхо, против которого всякие резоны и ухищрения оказываются бессильными.
– Да; убеждениями с этим народом ничего не поделаешь! – рассуждал бригадир, – тут не убеждения требуются, а одно из двух: либо хлеб, либо... команда!
Как и все добрые начальники, бригадир допускал эту последнюю идею лишь с прискорбием; но мало-помалу он до того вник в нее, что не только смешал команду с хлебом, но даже начал желать первой пуще последнего.
Встанет бригадир утром раненько, сядет к окошку, и все прислушивается, не раздастся ли откуда: туру-туру?
Рассыпьтесь, молодцы!
За камни, за кусты!
По два в ряд!
– Нет! не слыхать!
– Словно и бог-то наш край позабыл! – молвит бригадир.
А глуповцы между тем все жили, все жили.