Осенний ветер мрачен был,
Угрюмый лес темнел вокруг,
Был путнику ночному мил
Отшельнической песни звук.
Казалось, так душа поет,
Расправив звучные крыла,
И птицей, славящей восход,
Та песня к небесам плыла.
"Отшельник у ручья святого Клементия"
Слуги Седрика, следуя за своим таинственным проводником, часа через три достигли небольшой поляны среди леса, в центре ее огромный дуб простирал во все стороны свои мощные ветви. Под деревом на траве лежали четверо или пятеро йоменов; поблизости, освещенный светом луны, медленно расхаживал часовой.
Заслышав приближение шагов, он тотчас поднял тревогу; спящие мигом проснулись, вскочили на ноги, и все разом натянули луки. Шесть стрел легли на тетиву и направились в ту сторону, откуда слышался шорох, но как только стрелки завидели и узнали проводника, они приветствовали его с глубоким почтением.
– Где Мельник? – было его первым вопросом.
– На дороге к Ротерхему.
– Сколько при нем людей? – спросил предводитель, ибо таково было, по-видимому, его звание.
– Шесть человек, и есть надежда на хорошую поживу, коли поможет Николай Угодник.
– Благочестиво сказано! – сказал Локсли. – А где Аллен из Лощины?
– Пошел на дорогу к Уотлингу – подстеречь приора из Жорво.
– И это хорошо придумано, – сказал предводитель. – А где монах?
– У себя в келье.
– Туда я пойду сам, – сказал Локсли, – а вы ступайте в разные стороны и соберите всех товарищей. Старайтесь собрать как можно больше народу, потому что есть на примете крупная дичь, которую трудно загнать, притом она кусается. На рассвете все приходите сюда, я буду тут... Постойте, – прибавил он. – Я чуть было не забыл самого главного. Пусть двое из вас отправятся поскорее к Торкилстону, замку Фрон де Бефа. Отряд переодетых молодцов везет туда несколько человек пленных. Наблюдайте за ними неотступно. Даже в том случае, если они доберутся до замка, прежде чем мы успеем собраться с силами, честь обязывает нас покарать их. Поэтому следите за ними хорошенько, и пусть самый проворный из вас принесет мне весть о том, что у них делается.
Стрелки обещали все исполнить в точности и быстро разошлись в разные стороны. Тем временем их предводитель и слуги Седрика, глядевшие на него теперь с величайшим почтением и некоторой боязнью, продолжали свой путь к часовне урочища Копменхерст.
Когда они достигли освещенной луною поляны и увидели полуразрушенные остатки часовни, а рядом с нею бедное жилище отшельника, вполне соответствующее строгому благочестию его обитателя, Вамба прошептал на ухо Гурту:
– Коли тут точно живет вор, стало быть, правду говорит пословица: "Чем ближе к церкви, тем дальше от господа бога". Я готов прозакладывать свою шапку, что это так и есть. Послушай-ка, что за песнопение в этой келье подвижника.
В эту минуту отшельник и его гость во все горло распевали старинную застольную песенку с таким припевом:
Эх, давай-ка чашу, начнем веселье наше,
Милый мой, милый мой!
Эх, давай-ка чашу, начнем веселье наше,
Ты, Дженкин, пьешь неплохо – ты плут и выпивоха!
Эх, давай-ка чашу, начнем веселье наше...
– Недурно поют, право слово! – сказал Вамба, пробуя подтянуть припев. – Но скажите на милость, кто бы мог подумать, что услышит в глухую полночь в келье отшельника такой веселенький псалом.