Что делать? - Глава третья. Замужество и вторая любовь

– Настасья Борисовна, я имела такие разговоры, какой вы хотите начать. И той, которая говорит, и той, которая слушает, – обеим тяжело. Я вас буду уважать не меньше, скорее больше прежнего, когда знаю теперь, что вы много перенесли, но я понимаю все и не слышав. Не будем говорить об этом: передо мною не нужно объясняться. У меня самой много лет прошло тоже в больших огорчениях; я стараюсь не думать о них и не люблю говорить о них, – это тяжело.

– Нет, Вера Павловна, у меня другое чувство. Я вам хочу сказать, какой он добрый; мне хочется, чтобы кто-нибудь знал, как я ему обязана, а кому сказать, кроме вас? Мне это будет облегчение. Какую жизнь я вела, об этом, разумеется, нечего говорить, – она у всех таких бедных одинакая. Я хочу сказать только о том, как я с ним познакомилась. Об нем так приятно говорить мне; и ведь я переезжаю к нему жить, – надобно же вам знать, почему я бросаю мастерскую.

– Если для вас этот рассказ будет приятен, Настасья Борисовна, я рада слушать. Позвольте же, я возьму работу.

– Да, а вот мне и работать нельзя. Какие добрые эти девушки, находили мне занятие по моему здоровью. Я их всех буду благодарить, каждую. Скажите и вы им, Вера Павловна, что я вас просила благодарить их за меня.

– Я ходила по Невскому, Вера Павловна; только еще вышла, было еще рано; идет студент, я привязалась к нему. Он ничего не сказал, а перешел на другую сторону улицы. Смотрит, я опять подбегаю к нему, схватила его за руку. "Нет, – я говорю, – я не отстану от вас, вы такой хорошенький". – "А я вас прошу об этом, оставьте меня", – он говорит. "Нет, пойдемте со мной". – "Незачем". – "Ну, так я с вами пойду. Вы куда идете? Я уж от вас ни за что не отстану". Ведь я была такая бесстыдная, хуже других.

– Оттого, Настасья Борисовна, что, может быть, на самом-то деле были застенчивы, совестились.