Что делать? - Глава пятая. Новые лица и развязка
– Да, а больше встревожили. Это нехорошо, m-r Бьюмонт. А когда вы кончите дело с этою покупкою?
– Да, вероятно, на днях, но все, знаете, проволочка не от нас с мистером Лотером, а от самого общества.
– А что это вы читали?
– Новый роман Теккерея. При таком таланте, и как исписался! оттого, что запас мыслей скуден.
– Я уж читала; действительно... – и так далее; пожалели о падении Теккерея, поговорили с полчаса о других вещах в том же роде.
– Однако мне пора к Вере Павловне, да когда же вы с ними познакомитесь? очень хорошие люди.
– А вот как-нибудь соберусь, попрошу вас. Очень вам благодарен, что навестили меня. А это ваша лошадь?
– Да, это моя.
– То-то ваш батюшка никогда на ней не ездит. А порядочная лошадь.
– Кажется; я не знаю в них толку.
– Хорошая лошадь, сударь, рублей триста пятьдесят стоит, – сказал кучер.
– А сколько лет?
– Шесть лет, сударь.
– Поедем. Захар; я уселась. До свиданья, m-r Бьюмонт. Ныне приедете?
– Едва ли; нет; завтра, наверное.
17
Так ли делаются, такие ли бывают посещения влюбленных девушек? Не говоря уж о том, что ничего подобного никогда не позволит себе благовоспитанная девушка, но если позволит, то, уж конечно, выйдет из этого совсем не то. Если противен нравственности поступок, сделанный Катериною Васильевною, то еще противнее всяким общепринятым понятиям об отношениях между мужчинами и девушками содержание, так сказать, этого безнравственного поступка. Не ясно ли, что Катерина Васильевна и Бьюмонт были не люди, а рыбы, или если люди, то с рыбьею кровью? Совершенно соответствовало этому свиданью и то, как она вообще обращалась с ним, видя его у себя.
– Устала говорить, m-r Бьюмонт, – говорила она, когда он долго засиживался, – оставайтесь с папа, а я уйду к себе, – и уходила.
Он иногда отвечал на это:
– Посидите еще с четверть часа, Катерина Васильевна.
– Пожалуй, – отвечала она в таких случаях; а чаще он отвечал:
– Так до свиданья, Катерина Васильевна.
Что это за люди такие? желал бы я знать, и желал бы я знать, не просто ли они хорошие люди, которым никто не мешает видеться, когда и сколько им угодно, которым никто не мешает повенчаться, как только им вздумается, и которым поэтому не из-за чего бесноваться. Но все-таки меня смущает их холодное обращение между собою, и не столько за них я стыжусь, сколько за себя: неужели судьба моя как романиста состоит в том, чтобы компрометировать перед благовоспитанными людьми всех моих героинь и героев? Одни из них едят и пьют; другие не бесятся без причины; какие неинтересные люди!