Что делать? - Глава вторая. Первая любовь и законный брак
С минуту, – нет, несколько поменьше, – Марья Алексевна, не подозревавшая ничего подобного, стояла ошеломленная, стараясь понять и все не понимая, что ж это говорит дочь, что ж это значит и как же это? но только с минуту или поменьше... Она встрепенулась, вскрикнула какое-то ругательство, но дочь уже выезжала на Невский; Марья Алексевна пробежала несколько шагов в ту сторону, – надобно извозчика, – бросилась на тротуар – "Извозчик!" – "Куда прикажете, сударыня?" – куда она прикажет? Послышалось, что дочь сказала "в Караванную", но повернула дочь налево по Невскому. Куда же прикажет она? "Догонять ту мерзавку!" – "Догонять, сударыня? Да вы скажите толком, куда; а то как же без ряды ехать, а какой конец, неизвестно". Марья Алексевна совершенно вышла из себя, ругнулась на извозчика. "Пьяна ты, барыня, я вижу, вот что", – сказал извозчик и отошел. Марья Алексевна и ругала его вдогонку, и кричала других извозчиков, и бросалась в разные стороны на несколько шагов, и махала руками, и окончательно установилась опять под колоннадой, и топала, и бесилась; а вокруг нее уже стояло человек пять парней, продающих разную разность у колонн Гостиного двора; парни любовались на нее, обменивались между собою замечаниями более или менее неуважительного свойства, обращались к ней с похвалами остроумного и советами благонамеренного свойства: "Ай да барыня, в кою пору успела нализаться, хват, барыня!" – "Барыня, а барыня, купи пяток лимонов-то у меня, ими хорошо закусывать, для тебя дешево отдам!" – "Барыня, а барыня, не слушай его, лимон не поможет, а ты поди опохмелись!" – "Барыня, а барыня, здорова ты ругаться: давай об заклад ругаться, кто кого переругает!" Марья Алексевна, сама не помня, что делает, хватила по уху ближайшего из собеседников – парня лет семнадцати, не без грации высовывавшего ей язык: шапка слетела, а волосы тут, как раз под рукой; Марья Алексевна вцепилась в них. Это привело остальных собеседников в неописанный энтузиазм: "Ай да барыня! – Валяй его, барыня!" Некоторые замечали: "Федька, а ты дай-ка ей сдачи", – но большинство собеседников было решительно на стороне Марьи Алексевны: "Куда Федьке против барыни! – Валяй, барыня, валяй Федьку, так ему, подлецу, и надо". Было уже много зрителей, кроме собеседников: и извозчики, и сидельцы из лавок, и прохожие. Марья Алексевна как будто опомнилась и, последним машинальным движением далеко отшатнув Федькину голову, зашагала через улицу. Восторженные похвалы собеседников провожали ее.
Она увидела, что идет домой, когда прошла уже ворота Пажеского корпуса, взяла извозчика и приехала счастливо, побила у двери отворившего ей Федю, бросилась к шкапчику, побила высунувшуюся на шум Матрену, бросилась опять к шкапчику, бросилась в комнату Верочки, через минуту выбежала к шкапчику, побежала опять в комнату Верочки, долго оставалась там, потом пошла по комнатам, ругаясь, но бить было уже некого: Федя бежал на грязную лестницу, Матрена, подсматривая в щель Верочкиной комнаты, бежала опрометью, увидев, что Марья Алексевна поднимается, в кухню не попала, а очутилась в спальной под кроватью Марьи Алексевны, где и пробыла благополучно до мирного востребования.