Князь Серебряный - Глава 17. Заговор на кровь
– Дедушка, вот мое ожерелье! Возьми его! Еще больше дам тебе, коли спасешь меня!
Глаза мельника заблистали. Он взял жемчужное ожерелье из рук боярыни и стал любоваться им на месяце.
– Боярыня, лебедушка моя, – сказал он с довольным видом, – да благословит тебя прещедрый господь и московские чудотворцы! Нелегко мне укрыть тебя от княжеских людей, коль, неравно, они сюда наедут! Только уж послужу тебе своею головою, авось бог нас помилует!
Еще не успел старик договорить, как в лесу послышался конский топот.
– Едут, едут! – вскричала Елена. – Не выдавай меня, дедушка!
– Добро, боярыня, сюда ступай за мною!
Мельник поспешно повел Елену в мельницу.
– Притаись здесь, за мешками, – сказал он, запер за нею дверь и побежал к коню.
– Ах, бог ты мой, как бы коня-то схоронить, чтоб не догадалися!
Он взял его за узду, отвел на другую сторону мельницы, где была у него пасека, и привязал в кустах за ульями.
Между тем топот коней и людские голоса раздавались ближе. Мельник заперся в каморе и задул лучину.
Вскоре показались на поляне люди Вяземского. Двое из холопей шли пешие и несли на сплетенных ветвях бесчувственного князя. У мельницы они остановились.
– Полно, сюда ли мы заехали? – спросил старший из всадников.
– Сюда конь убежал! – отвечал другой. – Я след видел! Да здесь же и знахарь живет. Пусть посмотрит князя!
– Опустите на землю его милость, да с бережением! Что, кровь не унимается?
– Не дает бог легче, – отвечали холопи, – вот уж третий раз князь на ходу очнется, да и опять обомрет! Коли мельник не остановит руды, так и не встать князю, истечет до капли!
– Да где он, колдун проклятый? Ведите его проворней!
Опричники стали стучать в мельницу и в камору. Долго стук их и крики оставались без ответу. Наконец в каморе послышался кашель, из прорубленного отверстия высунулась голова мельника.
– Кого это господь принес в такую пору? – сказал старик, кашляя так тяжело, как будто бы готовился выкашлять душу.
– Выходи, колдун, выходи скорее, кровь унять! Боярин князь Вяземский посечен саблей!
– Какой боярин? – спросил старик, притворяясь глухим.
– Ах ты бездельник! Еще спрашивает: какой? Ломайте двери, ребята!
– Постойте, кормильцы, постойте! Сам выйду, зачем ломать? Сам выйду!
– Ага, небось услышал, глухой тетерев!
– Не взыщи, батюшка, – сказал мельник, вылезая, – виноват, родимый, туг на ухо, иного сразу не пойму! Да к тому ж, нечего греха таить, как стали вы, родимые, долбить в дверь да в стену, я испужался, подумал, оборони боже, уж не станичники ли! Ведь тут, кормильцы, их самые засеки и притоны. Живешь в лесу со страхом, все думаешь: что коли, не дай бог, навернутся!
– Ну, ну, разговорился! Иди сюда, смотри: вишь, как кровь бежит. Что, можно унять?
– А вот посмотрим, родимые! Эх, батюшки-светы! Да кто ж это так секанул-то его? Вот будь на полвершка пониже, как раз бы висок рассек! Ну, соблюл его бог! А здесь-то? Плечо мало не до кости прорубано! Эх, должно быть, ловок рубиться, кто так хватил его милость!
– Можно ль унять кровь, старик?
– Трудно, кормилец, трудно. Сабля-то была наговорная!
– Наговорная? Слышите, ребята, я говорил, наговорная. А то как бы ему одному семерых посечь!
– Так, так! – отозвалися опричники, – вестимо, наговорная; куды Серебряному на семерых!
Мельник все слушал и примечал.