Как закалялась сталь

И Павка с заколотившимся сердцем пошел в учительскую.

Мать узнала: сидит Артем в жандармском отделении.

Ноги едва касались земли, ветер свистел в ушах.

Голос сорвался, но тотчас же, преодолевая давившее всех молчание, перешел в крик.

– Я их начистую снимаю, когда отрастают, что больше с ними делать? – неловко оправдывался Павка.

Серая тонконогая кобыла его беспокойно ударила копытом по камню.

В последнюю минуту вспомнил: в кармане револьвер. Как только пройдут мимо, выстрелить в спину вот этому, с винтовкой, и тогда Федор свободен. И от мгновенного решения прекратилась пляска мыслей. Крепко, до боли сжались зубы. Ведь только вчера Федор говорил ему: "А для этого нужна братва отважная..."

В кладовую ввели молодую женщину в повязанном по-крестьянски цветном платочке, с испуганными большими глазами. Женщина постояла с минутку и села рядом с самогонщицей.

Не обращая ни на кого внимания, он пошел к калитке. За ним сестра и Климка.

Артем попрощался и ушел. Быстро спустились сумерки. Сережа должен был прийти к ограде сада. В ожидании Корчагин ходил по темной комнате из угла в угол. Тоня с матерью были у Туманова.

Через полчаса восемь вооруженных вошли в дом трактирщика, двое остались на улице, у входа.

– Вот половина разведки полка. У меня там четверо, совсем зеленые комсомольцы, а каждый хорошего бойца стоит. Вот тот, что читает, а вон тот, другой, – видишь? – глаза, как у волчонка, – это Корчагин и Жаркий. Они друзья. Однако между ними не затухает скрытая ревность. Раньше Корчагин был у меня первым разведчиком. Теперь у него очень опасный конкурент. Вот сейчас, смотри, ведут политработу незаметно, а влияние очень большое. Для них хорошее слово придумано – "молодая гвардия".

– Пульс сейчас сто двадцать два.

Павел молча снес пинок в спину. Закусив губу, открывал окно.

Рядом с предгубисполкома грудью на стол навалился Токарев. Старик в сердцах щипал свою бородку, изредка косился на низкорослого лысого человека, высокий тенорок которого продолжал петлять многословными, пустыми, как выпитое яйцо, фразами.

Токарев ответил не сразу.

– Это, доктор, след от камня из мостовой. Под городом Ровно трехдюймовкой сзади по шоссе ковырнули...

– У нас людей не хватает, а ты хочешь прохлаждаться в цехе. Ты мне на болезнь не показывай, я и сам после тифа месяц с палкой в райком ходил. Я ведь тебя, Павка, знаю, тут – не это. Ты мне скажи про самый корень, – наступал на него Окунев.

– Уже бросили чудить, сейчас потанцуем.

– Убери руки и пошел сейчас же с моей кровати к черту! – Лида толкнула его.