Опять призыв к войне! Еще на Русь святую
К чему нескромным сим убором,
Среди рассеянной Москвы,
Я пожал плечами. Княгиня отошла от меня и зашептала что-то Чайхидзеву. Чайхидзев тоже пожал плечами. Княгиня и его дернула за рукав.
Элегия
И в сердце стихнувшем уснуло,
Все в таинственном молчанье;
Лиза рыдала – Эраст плакал – оставил ее – она упала – стала на колени, подняла руки к небу и смотрела на Эраста, который удалялся – далее – далее – и наконец скрылся – воссияло солнце, и Лиза, оставленная, бедная, лишилась чувств и памяти.
Весь вечер они ждут того времени, когда папа усядется играть в винт и можно будет незаметно провести Неро в кухню... Вот, наконец, папа садится за карты, мама хлопочет за самоваром и не видит детей... Наступает счастливый момент.
Монах не ответил. Коврин взглянул на него и не разглядел лица: черты его туманились и расплывались. Затем у монаха стали исчезать голова, руки; туловище его смешалось со скамьей и с вечерними сумерками, и он исчез совсем.
Скребницей чистил он коня,
Угрюмый сторож муз, гонитель давний мой,
Вскоре вся дворня высыпала на двор. Бабы с криком спешили спасти свою рухлядь, ребятишки прыгали, любуясь на пожар. Искры полетели огненной метелью, избы загорелись.
Ехать было 25 верст. Обоз шел тихо; то солдаты остановятся, то в обозе колесо у кого соскочит, или лошадь станет, и все стоят – дожидаются.
Усердно помолившись богу,
В дверцу из мазанки (стоявшей задом к морю) высунулась нечесаная голова, дымчатая борода от самых глаз. Поморгав, вылез кряжистый босой человек, темный от копоти. Поглядел в сторону посада, – там уж не было ни души.
Без конца поля
Нет одобрения талантам никакого:
Мы молодой весны гонцы,
Влюблен, как Буало.
