Там – громкой славою,
Недавно темною порою,
Но от вина ужель отвыкнул?
Что смолкнул веселия глас?
Ты мне советуешь, Плетнев любезный,
Негде, в тридевятом царстве,
Вы избалованы природой;
Вонмигласов сидит минуту неподвижно, словно без чувств. Он ошеломлен... Глаза его тупо глядят в пространство, на бледном лице пот.
Он намекал на Владимира IV степени и уже воображал, как он будет всюду рассказывать об этом своем каламбуре, удачном по находчивости и смелости, и хотел сказать еще что-нибудь такое же удачное, но его сиятельство вновь углубился в газету и кивнул головой...
И у позорного столпа
Люблю, люблю!.. но к ней уж не коснется
О рьяный конь, о конь морской,
Лежит в истерике она
Из края мрачного изгнанья
Я видел вас, я их читал,
Как! жив еще Курилка журналист?
Невольный чижик надо мной
И они пошли в сад Дипмана, где в этот вечер были назначены танцы и уже играла военная музыка.
Надежда, мир, любовь и сон,
– Вестимо так, Клим Яковлич.