Египетские ночи

Однажды утром Чарский чувствовал то благодатное расположение духа, когда мечтания явственно рисуются перед вами и вы обретаете живые, неожиданные слова для воплощения видений ваших, когда стихи легко ложатся под перо ваше и звучные рифмы бегут навстречу стройной мысли. Чарский погружен был душою в сладостное забвение... и свет, и мнение света, и его собственные причуды для него не существовали. Он писал стихи.

– Я неаполитанский художник, – говорил незнакомый, – обстоятельства принудили меня оставить отечество; я приехал в Россию в надежде на свой талант.

– Signor, – отвечал он запинаясь... – ho creduto... ho sentito... la vostra Eccellenza mi perdonerà... [3]

Дружеский вид его ободрил итальянца. Он простодушно разговорился о своих предположениях. Наружность его не была обманчива; ему деньги были нужны; он надеялся в России кое-как поправить свои домашние обстоятельства. Чарский выслушал его со вниманием.

На другой день Чарский в темном и нечистом коридоре трактира отыскивал 35-ый номер. Он остановился у двери и постучался. Вчерашний итальянец отворил ее.

"Скажи: зачем без цели бродишь?

Предмет ничтожный поминутно

Подъемлет лист и пыль несет,

Младая любит Дездемона,

Орлу подобно, он летает

– Что? – спросил импровизатор, – каково?

Cleopatra e i suoi amanti.

– Извольте развернуть и прочитать, – сказал ей импровизатор. Красавица развернула бумажку и прочла вслух:

Никто не торопился отвечать. Несколько дам оборотили взоры на некрасивую девушку, написавшую тему по приказанию своей матери. Бедная девушка заметила это неблагосклонное внимание и так смутилась, что слезы повисли на ее ресницах... Чарский не мог этого вынести и, обратясь к импровизатору, сказал ему на итальянском языке:

Свой пышный оживляла пир;

Безмолвны гости. Хор молчит.

Меж нами я восстановить.

И страстью дрогнули сердца...

Вослед за ним и два других.